Наш третий день в Барселоне неуклонно приближался к закату. Смотреть на море можно было бесконечно, однако берег беспрерывно напоминал о себе, тем более, что пляж Богатель считался семейным. Избегать модных пляжей я пыталась всегда, но бывать-то на них я бывала. Даже в отсутствии детей отстраниться от шума людской суеты никогда не удавалось.

Пляжное побережье предприимчивые каталонцы обустраивали сами, когда в 1992 готовились к олимпиаде. Убогий район Побленоу, где рядом с промышленными корпусами на самом краю воды стояли рыбацкие хибары, еще в 1966 году никак не тянул на зону отдыха. Гиблая это была окраина.

Промышленную полосу снесли, на ее месте построили Олимпийский порт и резиденцию для спортсменов, засыпали берег марокканским песком и устроили десяток пляжей для комфортного отдыха. Хотели поставить четыре небоскреба, в честь каталонского флага, но средств не хватило, оставили только два. Отель «Артс» (Hotel Arts) и башня страховой компании «Мапфре» (Torre Mapfre) отсюда с берега смотрелись не так нелепо, как нам показалось накануне.

Ну что же, мы отметились. Искупались в море, посидели на берегу, посмотрели на физкультурников. Теперь можно было ехать в центр покупать заказанные подарки.   

Сын Алексей, устроивший нам эту феерическую поездку, просил привезти хамон и какие-нибудь каталонские закуски. Дело казалось не хитрым, все-таки лакомство считалось любимым в Испании. Туристические автобусы шли сплошным потоком. Мы выходили у магазинов, соблазнов не видели и ехали дальше. Один раз, другой, третий, однако не только хамона, но и приличных конфет в продаже не было, лишь сосульки для подростков. Наш гастрономический бросок обрастал проблемами. Площадь Пла де Палау (Pla de Palau), центр морской торговли XIV века, нас ничем не порадовала. Мы искали магазинные витрины и было нам не до памятников.

Магазин у Главпочтамта испанской специфики не содержал. История выходила, хуже некуда. Наш главный призер оставался без угощения

В конце маршрута я пошла мучить экскурсовода. Автобус подходил к площади Каталонии, ждать уже было нечего, оставалось спрашивать про магазин, где продавали разносолы, а это требовало от меня известных усилий. «Искать ничего не надо, вы приехали прямо на место» – сказал молодой парень, ткнув пальцем в скругленный дом, где находился сетевой универмаг El Corte Inglés, последний из сохранившихся в стране гигантов.  «Там есть элитный отдел,  –  ухмыльнулся юноша – в нем вы найдете то, чего не будет в других местах». Окрыленные, мы рванули вперед.

Парень был прав. Стойки и стеллажи просто ломились от разных яств. Вдоль стен тянулся огромный прилавок деликатесных разностей, рядом с которыми в белой тужурке и накрахмаленном колпаке стоял с важным видом лорд-хранитель мясного разнообразия. Он обладал почетной испанской профессией, умел нарезать свиную ногу на тоненькие ломтики. Даже от вида процесса дух захватывало, но мы все же спросили, как он сможет это чудо упаковать. Лорд языка не знал, ответить не мог и послал к менеджеру. Клерк отдела смысла не понял, позвонил в офис и дал мне трубку. Там говорила русская женщина. Я объяснила про таможенный контроль. Минут пять трубка кочевала между тремя собеседниками. Наконец, консультантка сказала: «Возьмите лучше хамон в общем отделе, там он в вакуумной упаковке и с маркой производителя». Вот уж точно, дураку счастье! У них был свой универсам, до которого мы сами не дошли. Элитный вопрос решился сам собой.

Пока в магазине шел диспут, на улице стало совсем темно. Мы ужинали в кафе и смотрели на площадь Каталонии, где гулял веселившийся народ. Рядом с нами сидела хмурая пара с видом явно рассорившихся. Мрачные, они что-то угрюмо жевали, не глядя друг на друга и не обмолвившись ни словом. Нам принесли счет и тут меня понесло. Хамон и колбаса в вакуумной упаковке вызывали мало доверия насчет национальных особенностей, а вот пикантная закуска в кафе имела тонкий вкус и казалась очень испанской. Ночь пережить она могла и я задала вопрос о возможной упаковке. Официантка мой язык не понимала, пришел бармен, за ним хозяйка заведения. Я уже жалела, что начала разговор, но тут вмешалась соседка. Она перевела мой вопрос на каталанский и объяснила им про трудности контроля. Видимо о тонкостях международных правил они не знали и стали горячо обсуждать дурацкий порядок. Разгар всеобщих возмущений прервал сосед, задав ключевой вопрос, а что же все-таки  упаковка. Нет, они ничего не могли сделать, но ситуация разворачивалась занимательно. Хозяйка искренне сочувствовала моим разбитым мечтам, соседи давно забыли о ссоре и что-то теперь обсуждали, весело смеясь, а я, наконец, перестала чувствовать себя идиоткой. Ну спросила какую-то ерунду, хотела узнать, что они могут сделать. Оказалось, что ничего. И что с того? .

Мы уезжали на Северный вокзал Estació del Nord последним составом метро. Площадь еще шумела, но на соседних улицах уже разливался покой.

Ночь нам предстояла бессонная. Автобус из Барселоны уходил в шесть утра. Он прибывал в аэропорт Жироны к регистрации на самолет. Где-либо ночевать вряд ли имело смысл, пять часов можно было пересидеть и на городском терминале. Когда мы приехали, перрон был совершенно пуст. Мы достали свои манатки и стали втискивать вещи в дорожные сумки, многократно меняя порядок укладки. Экономить на багаже была делом рискованным и абсолютно не продуктивным. При отъезде из Питера мы уложились, но теперь возникали трудности.

Примерно час мы трамбовали вещи, наконец, справились и огляделись. Народа заметно прибавилось. Билеты были куплены накануне, однако людей набралось столько, что стало одолевать беспокойство. Одного автобуса не хватило бы и на четверть толпы, а как остальные? Пассажиры были, большей частью, русские. Заклятые девяностые приучили народ бороться за жизнь и я, наравне со многими, планировала марш-бросок на захват мест. Ах, как стыдно было потом вспоминать это помутнение рассудка. Шесть маршрутных автобусов увезли всех желавших.

Серьезные проблемы начались в аэропорту. Регистрацию долго задерживали, затем поделили толпу на три потока и погнали через контроль. Ручную кладь нужно было представлять в явном виде. Вещи, компьютеры и прочий хлам владелец раскладывал по лоткам и предъявлял на досмотр. Стоит ли говорить, что под вой динамика о завершении посадки, подлые вещи никак не укладывались в сумки и торчали сверху. Лишнего часа в запасе не было, пришлось что-то сдавать в багаж. Лоукостер Ryanair содрал с нас впятеро больше, чем сделал бы при бронировании, и пустил, наконец, на борт. Блистательный наш тур завершался драматическим финалом. Бврселона над нами сжалилась, зато Жирона рассчиталась сполна. Встретила нас издевательски и проводила по-свински.

Спустя три часа самолет приземлился в Лаппеенранте. Алексей ждал в аэропорту. Выезжая из города, мы наткнулись на кирху, поразившую своим видом. Стояла она на улице Кауппаланкату (Kauppalankatu), достопримечательностью не считалась и путеводитель о ней молчал. Кирха Лауритсала (Lauritsalan kirkko) была построена в 1969 году архитекторами Тоиво Корханеным и Яако Лаапотилом, выигравшими этот бонус на конкурсе церковных проектов. В народе кирху назвали «Небесный свет», в плане она имела равносторонний треугольник, в знак символа Святой Троицы, и вполне отвечала лютеранским понятиям христианства.

Выбравшись по делу за границу, Алексей не спешил домой, он хотел посмотреть церковь Трех крестов в Иматре, до которой мало кто добирался. Построил кирху в 1957 году знаменитый.Алвар Аалто, ярый сторонник северного модернизма. Эта поездка ложилась в самую точку после наших хождений по Барселоне. .

Стояла церковь на краю леса вдали от городского шума и прочих мирских сует. Мы ее видели, когда ездили в Иматру, но по вечернему времени зайти внутрь не могли Сейчас, в ясный солнечный день, вокруг опять было пусто.

В тот раз мы приехали поздно, церковь была закрыта, теперь же двери отперты, но кроме пары туристов, зашедших после нас, ни служек, ни прихожан видно не было.

Внутрь пускали всех безо всякой оплаты за вход, как это делали в Барселоне, и книги лежали свободно на столиках в притворе. Их брал любой из нуждавшихся. Этика протестантства казалась намного открытее католической. А может не этика диктовала смысл действий, просто дело решал каталонский дух накопительства? К сожалению, или к счастью, в тот день не давали в церкви концерта, иначе сидели бы мы там до вечера, ожидая начала, а так нас больше ничто не задерживало.

Алвар Аалто считался одним из отцов модернизма в Северной Европе. Знакомые архитекторы его не слишком любили, но я их претензий не понимала, а здешняя церковь мне очень нравилась своим разговором с природой. Изысканным эхом она отзывалась точеной стройности леса.

 

Все было прекрасно. Нервная ночь суматошной Барселоны сменилась спокойным медлительным днем Иматры. Мы возвращались домой немного пришибленные, но абсолютно счастливые неспешностью здешней жизни. Мимо мелькали привычные ели, березы и сосны. Автомобиль мчался вперед по свободному шоссе и укачивал нас по дороге, все время укачивал…