«Наш путь котóрский мы прошли до середины», – навязчиво стучало у меня внутри Ну надо же! Сидение на лавке в ожидании погрузки навевало рифмоплетский бред. В голову почему-то лез Данте, хотя никаких оснований для этого не было. Видимо сказывалась усталость. Ничего вроде не делала, а утомление давало о себе знать. Если бы не жара, день был бы просто замечательным. По бухте прошли, в Которе побывали, древности, правда, не почувствовали, скорее музейный апломб, однако исторические декорации выглядели очень естественно и отчуждения не вызывали. Котор не столько жил, сколько показывал и это, пожалуй, мешало, однако белье, свисавшее из окон на главной площади, смыло первичное недоверие и угнездило ЮНЕСКОвский проект в моем сознании. Город, скорее всего, оживал, когда уходили круизные лайнеры, но нам этого лакомства не досталось, хотя и туристского гона мы тоже не видели. Да нет, все было прекрасно, жаль только критически мало.

Срок погрузки уже подошел. У сходней стоял наш матрос в ожидании пассажиров. Слово матрос ему не очень подходило, видимо говорить нужно было стюард, так звучало приличней. Возраста он был не юного, однако двигался шустро и замашки его отдавали молодецким лихачеством. Одно слово, дядька выглядел симпатично.

Уже в Питере я узнала, что фирма Pajo была семейным предприятием, владевшим флотом из пяти судов и существовавшим с 1990 года. Летом они возили туристов, зимой занимались рыбалкой. На каждом судне работал хотя бы один член семьи.

Обе фотографии я взяла с их сайта. Наш капитан оказался единственным персонажем, представленным крупным планом и отнюдь не в служебной форме. Указанный факт скорей говорил, что вряд ли он состоял последнею спицей в их колеснице, парень больше тянул на начальника, а что до пиратства в предыдущей реальности, то тут ничто ничему не мешало. Один лишь взгляд на незащищенный берег вызывал мысль о разбойным промысле, а ведь это был либо Котор, либо его предместья.

Ушли мы из Котора с небольшой задержкой. Двое наших соседей чуть опоздали на посадку. Они единственные со всего корабля обошли крепостные стены, видели бастион Святого Иоанна и едва уложились за пару часов. Успели ребята вернуться к сроку, правда теперь неподвижно сидели и тихо очухивались. Зависть мою и скулеж они приняли сочувственно, обещали даже прислать панорамы видов на электронку, но адрес мой, видимо, затерялся и фотографий я так и не получила, хотя очень надеялась.

Венецианский старинный дом так и стоял немым пятном среди обжитых построек. Его пару лет назад заприметили Саша с Леной. Дом был пуст и закрыт, они хотели в него заглянуть под видом покупателей. Противником оказался шофер, он тут же запричитал, что они погибнут от сырости и прогреть дом за лето будет невозможно, а в промозглое зимнее время он еще больше сникнет. Объяснять интерес простым любопытством звучало бы неприлично, слишком серьезно принял водитель их просьбу. Они отказались от затеи, хотя соблазн ощутить себя персонажем старого кинофильма был чрезвычайно высок. Кто знает, может нашлись и на дом охотники, у здания стояли машины, но внешне он казался брошенным я пустым.

А дом, между тем, был связан с легендой о сестрах, влюбленных в одного мужчину Три девушки ждали домой капитана, ушедшего в дальнее плавание, да только он не вернулся назад. Когда, потеряв надежду, умерла первая, сестры замуровали ее окно, смотреть в которое было некому. После смерти второй, младшая заложила просвет и в ее комнате, только за ней, последней, затемнять жилье уже никого не осталось. Печальная эта история случилась в XV веке и всем была хороша, особенно для туристов. Ее так и рассказывали, о «Доме трех сестер».

Считалось, что основной расцвет Боки пришелся на пору правления венецианцев. При них здесь кипела жизнь и все приходило в движение. Впереди показался город Прчань. Возник он во время падения Римской империи, но так и стоял бы деревня деревней, если бы венецианская власть не заметила быстроходности парусников его жителей. На Прчань возложили контроль по части почтовой службы на водных просторах Которской бухты и в награду за это освободили от ряда пошлин.

В результате удачного мониторинга город вырос, как на дрожжах. Он стал крупным портом, торговым центром и управлял собственным округом. В конце XVIII века за ним числилось более тридцати больших кораблей.

А потом Венецию упразднили. На окраинах Австрии почтовый Прчань был никому не нужен и очень скоро город погряз в киселе провинциальной реальности. Доходы упали, жизнь замерла, даже Храм Рождества Богородицы, заложенный в период подъема, удалось завершить спустя 120 лет в 1909 году.

Мы возвращались тем же путем, только вот силы уже подводили. Взрослые люди боролись с усталостью и вяло глядели на величественную природу.

На фоне общей расслабленности лишь один человек был полон энергии. Истинное чудо нашего корабля сновало по палубе, а следом за ней носилась всклокоченная мама. Несколько раз я делала попытку запечатлеть замечательного ребенка, но ухватить егозу не удавалось. Ей было нужно посмотреть все. Сунуть нос в камбуз, одолеть лестницу, забраться наверх. И самое главное, за длинную нашу поездку она ни разу не закапризничала и ни минуты не спала, хотя кое-кто уже кемарил.

Измученная мама вызывала восхищение своею стойкостью и силой терпения.

Усталость усталостью, только отвлечься от горных разломов было невозможно. И человек среди них казался случайной погрешностью, ошибкой, оплошностью, небрежно оставленной в мире чужих сил.

Ну, хорошо, пусть не оставленный, но точно и не пригретый. Согласно преданию прибрежный клочок суши был заселен племенем пирустов для надзора над бухтой Такое решения приняла в III веке до н.э. владычица иллирийцев королева Теута.

Судя по обещаниям капитана, яхта шла к Перасту, прижавшемуся к склону холма Святого Ильи. Да, именно прижавшемуся, иначе жить на откосах крутой горы было бы невозможно. При иллирийцах поселок нес дозорную службу, при византийцах уже торговал, занимался рыболовством и беспокоил Котор, боявшийся конкурента. Мощный и хорошо укрепленный полис основал монастырь рядом с незащищенным Перастом и бенедиктинское братство с острова Святого Георгия вело строгий учет достижениям возможного соперника. В XIV веке Пераст еще был поселком, но уже имел свою верфь и небольшой флот рыбацких и торговых судов. Однако расцвет города пришелся на время правления венецианцев.

В конце XV века Османская империя захватила Бока-Которский залив от Херцег-Нови до Рисана и Пераст оказался на границе между двумя державами. Следующие три столетия войны между Венецией и турками велись постоянно. Крепостных стен у поселка не было. Город Рисан находился в десяти километрах выше по берегу, следом за ним шла занятая турками земля. Для защиты поселка построили крепость Святого Креста и десять оборонительных башен. Пераст стал городом в 1580 году. Его жители были отменными моряками и храбрыми воинами. Венеция пожаловала им право охранять знамя Святого Марка во время войны. Это была большая честь. Апостол Марк считался покровителем Венеции и гонфалон, иначе сказать, знамя его имени являлось залогом успеха.

Судьба пограничного пункта приносила и свои выгоды. Жителям дали возможность беспошлинно торговать на венецианском рынке, а это приносило изрядный доход. Получив статус города, Пераст избавился от кураторства Котора, для управления создал независимый муниципальный совет, избиравший мэра, судей и верховного герцога. Город был нацелен на морское дело и мэра здесь называли капитаном. В основе власти лежал костяк из двенадцати фамильных родов. Простолюдины голосовали на выборах, однако судьбы города решал совет патрицианских кланов. XVII и XVIII века стали для Пераста периодом расцвета. Четыре городских верфи мастерили суда, флот разросся до сотни кораблей, набережная сверкала новыми зданиями. Насколько велик был доход, говорили постройки. За очень короткий срок в крошечном городке возвели 19 дворцов, 17 католических храмов, 2 православные церкви и поставили самую высокую на восточной Адриатике колокольню при храме Святого Николая. Когда Венеция в 1797 году пала, Пераст последним признал кончину «яснейшей республики». Спустя три месяца ожиданий мэр города граф Иосип Вискович спустил флаг со львом Святого Марка и захоронил «Знамя Венеции» под алтарём Никольского собора.

Пераст сиял и сейчас. На удивление, он не слишком пострадал от землетрясений и сохранил без разрушений старинные постройки, стоимость которых нынче зашкаливала за миллионы евро. Не знаю, правду рассказывали или нет, но говорили, что многие здания были куплены российской либо украинской элитой. По крайней мере, местных жителей здесь числилось чуть больше трехсот человек, а в годы венецианского расцвета превышало полторы тысячи.

Богач ты был или бедняк, но городская власть не позволяла менять внешний вид зданий, сохраняя нетронутым их первоначальный облик. Солнечный город тянулся по берегу узенькой полосой. Сорок пять минут нам дали на осмотр, ровно столько, чтобы пройти от края до края или забраться на колокольню. Опять гонять на рысях совсем не хотелось, мы просто пошли вдоль залива.

В славную давнюю пору городом вольных ветров управлял своего рода парламент, муниципальный совет, состоявший из представителей древних и знатных родов. Благородных семейств набиралось 12 кланов. Если что-то и стоило специально смотреть в Перасте, так это дворцы и церкви, связанные с их именами. Первое, на что мы наткнулись, были руины. Здание долго стояло в разрухе и никто за него не брался. Подлая тетка история жестко расправилась с домом Висковичей, будто простить не могла этой фамилии отречения от Венеции. Глупо было бы спорить с упрямой старухой, но искать почему-то дворцы больше не хотелось.

Под сенью собора Святого Николая стояло три бюста знаменитых жителей города. Бока-Которская бухта избавилась от турок в 1688 и Пераст тут же набрал морскую силу. Его корабли исходили Средиземное море, бывали в Атлантике, добирались до Англии и Нидерландов. Известный мореход и судостроитель Марко Мартинович основал в городе школу морской навигации, в которую Петр I отправил 16 дворян обучаться морскому делу. Среди школяров проходил курс будущий граф и сенатор Петр Толстой, а книгу о строительстве кораблей, написанную Мартиновичем, автор посвятил своему ученику князю Дмитрию Голицыну

Судьба другого обитателя площади тоже была тесно связана с Россией. Еще один ученик Мартиновича, потомок древнейшего, видимо, сербского рода Матия Змаевич служил в русском флоте, был награжден орденом Александра Невского, состоял членом Адмиралтейств-коллегий, имел звание полного адмирала и был главным командиром петербургского порта. Он умер в 1735 году и был похоронен в Москве.

Третий персонаж, Трипо Коколя, имел прямое отношение к местной истории. Был он тем самым живописцем, кто расписывал церковь на острове Госпа од Шкрпела по заказу архиепископа Андрия Змаевича, родного дяди нашего предыдущего героя

Пожалуй эта почетная троица положила конец нашим блужданиям по Перасту. Лишние двадцать минут ничего бы не добавили к облику города, с моря он виден был хорошо, а детали уже не волновали. С помоста кафе просматривались оба острова, что вполне отвечало стоявшей рядом скульптуре. Трипо Коколя взирал на свое детище, над которым трудился без устали 10 лет.

Война в Европе и захват Венеции подкосили расцвет Пераста. Утеряв покровителя, Бока-Которская бухта потеряла и свою автономность. Ее стали передавать разным странам по результатам наполеоновских сражений. Владычество Австрии бокезцы терпели, но под власть Бонапарта идти не хотели и запросили помощи у России, воевавшей с Наполеоном. В 1806 году эскадра Дмитрия Сенявина заняла бухту и жители Боки присягнули на верность императору Александру I. В планах бокезцы рассчитывали слиться с Черногорией, получив протекторат России, однако никто им этого не позволил. Александр I сблизился с Бонапартом, на Боку не покушался и в 1810 бухта отошла французам, чтобы снова вернуться австрийцам после краха Наполеона. Окончательно Пераст съело морское пароходство. Паровой двигатель свел на нет парусный флот и богатый верфями Пераст превратился в заштатный городок на окраинах Австрийской империи.

Идея создать на Балканах единое южнославянское государство пришла в голову хорватским философам еще в XVII веке, правда относилась она тогда к разряду иллюзий. А вот после развала империи Габсбургов в конце Первой мировой войны славяне собрали единое Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев на территориях бывших австрийских земель и независимого Королевства Сербии. В состав государства вошли Черногория, Бока-Которская бухта и другие балканские районы. Задуманный в теории панславизм на практике давал трещину. Белград, склонный к самодержавию, создавал «Великую Сербию», Загреб настаивал на федеральном управлении, противоречия росли. В 1929 году монарх распустил парламент страны, установил военную диктатуру и дал королевству новое имя – Югославия. Попытка стереть таким образом межэтнические конфликты завершилась убийством короля. В 1934 это сделала террористическая хорватская группа «Усташи», проводившая ряд диверсий в стране при содействии Муссолини. Король Александр I держался союза с Малой Антантой, его приемник сменил курс на фашистский блок. В марте 1941 власти страны подписали Тройственный Берлинский пакт и в том же месяце были свергнуты возмущенным народом. В ответ на разорванный пакт войска союзников вторглись в апреле на Югославию и разделили страну на куски. Северные области захватила Германия, Хорватия с Боснией стали отдельным государством во главе с усташами, Адриатика вместе с Бокой Которской досталась фашистской Италии. Хваленый панславизм завершился геноцидом сербов, цыган и евреев. Годы Второй мировой стали чередой непрерывных сражений партизанских отрядов края с войсками противника. Народно-освободительная армия Югославии под началом Иосипа Броз Тито, полухорвата-полусловенца по роду-племени, была очень успешной на полях сражений и считалась базовой силой в военной компании. Бока-Которский залив партизаны отвоевали в 1944 году и контролировали его до конца войны. В состав социалистической Югославии бухта вошла уже как часть Черногории. Пока Тито был жив, страна казалась удачным примером социального устройства, а вот когда он умер, панславизм оброс таким националистическим непотребством, что прежние годы уже представлялись несбыточным сном. К чести Бока-Которской закваски во время гражданской войны девяностых годов XX века ни в Перасте, ни в Которе военных действий не велось.

Время, отпущенное на Пераст, истекло. Двадцатый век вытащил город из забвения во время туристического бума. Музей под открытым небом давал неплохой доход, другого у него и в помине не было. Точнее сказать, у Пераста отняли статус города в 1950, теперь он, видимо, стал поселком, возможно, дачным, а может быть просто курортным. Руины дворца Висковичей серым пятном просматривались с моря, да и крепость Святого Креста выглядела неухоженной, хотя, в остальном, Пераст сиял.

Вдалеке между скал лежал город Рисан, уже стоявший на краю Боки Которской за четыре века до Рождества Христова. Считался он самым древним на здешнем побережье, но нас туда не везли, просто показали для интереса.

Яхта уходила в пролив Вериге, направляясь назад в Херцег-Нови. Наш второй день в Черногории склонялся к вечеру, а казалось, мы пробыли здесь уже вечность.