Большие Вязёмы – это поселок, расположенный на Можайском шоссе в сорока километрах от Москвы. На юге он граничит с Голицыно, небольшим городком Московской области. Расстояние  между ними – один километр, так что даже плетясь пешком, не заметишь, как попадешь на станцию железной дороги. Именно так я добиралась домой после второго посещения. В первый же раз мы приехали на машине. Мои отношения с Вязёмами завязались еще по дороге в столицу. Длинный перегон Петербург-Москва подходил к концу, когда на крутом берегу малой речонки углядела я белоснежные стены, устремленные ввысь. Мелькнули в зелени готические окна и исчезли, а я запомнила название Голицыно на дорожном указателе. Поэтому в первый же свободный вечер мы отправились искать загадочное сооружение. Голицыно обернулось Большими Вязёмами, окна – сквозными арками на звоннице при церкви, а указатель вещал, что до Голицына путь в один километр. К церкви Преображения Господня вела дорога с шоссе.

Храм соседствовал со стадионом, где подростки играли в футбол. На площадке у ограды церкви молодежь тянула пиво, мамаши гуляли с детьми на территории подворья. Шел обычный летний вечер. Только что закончилась служба и прихожане еще не разошлись.

Я стояла, затаив дыхание. Давно так глубоко не призывали меня к небесам. Церковь парила в воздухе, не отрываясь от земли.

Построили ее в конце XVI века на средства и под строгий надзор хозяина Вязёмских угодий Бориса Годунова. Тогда же поставили и звонницу. Табличка на храме гласила, что церковь была завершена в 1598, хотя существовала версия, что работы закончились в 1590. Во время войны 1812 года французские войска осквернили церковь, разместив в ней конюшню. Следующей стала советская власть. В 1930 храм был закрыт, в 1937 расстрелян настоятель, священник Василий Горбачев, объявленный ныне новомучеником. В разное время в здании располагались Институт коневодства, общежитие, столовая, лаборатория и музей. Отреставрированную церковь передали верующим в 1999 году.

Уникальным сооружением Преображенского храма являлась сквозная звонница. В глубокую старину при церквях не было колоколов, вместо них ударяли в «била» либо «клепала». Когда появились колокола, для их подвешивания стали строить укрепленные деревянные помосты, затем возникли стенки-звонницы из камня со сквозными колокольными арками. В городах на пути из варяг в греки звонницы стояли давно, но в Москве они не прижились. Много их было в Новгороде и Пскове, та что ввел Годунов северный стиль новым словом в московское зодчество. Долгое время редкая по типу звонница стояла накренившись, однако в результате реставрационных работ ее удалось выпрямить и восстановить прежние архитектурные детали.

Надо сказать, что мужа Григория пришибло не меньше меня, иначе откуда бы взялся такой пронзительный тон фотографии.

Специалисты считали, что по стройности, гармоничности, торжественности форм и изысканности убранства этому храму нашлось бы мало равных в Подмосковье.

Мне же казалось, что в нем хранится мера домашней укладистости.

Люди ходили, сидели, болтали в подворье храма спокойно и свободно, будто находились в простом и привычном мире, не требующем ни истовости, ни аффектации, ни лишней ретивости.

 

Церковь считалась домашней и состояла при усадьбе, где в тот же срок строился дворец Годунова. Однако сейчас, причиной тихого уюта был, вероятно, батюшка, которого добром поминала прихожанка, встретившаяся мне во время второго приезда. В тот раз я надела юбку и хотела попасть в церковь. Намоленный храм, как и хороший музей, всегда собирает силу духа — он просто витает в воздухе. Церковь стояла закрытой, батюшка был в отпуске. Мудрый, видимо, человек был тот священник. Он привечал людей, занимался реставрацией храма и вряд ли носил швейцарские часы… В дальней части подворья ворота вели к зеленому зданию, где располагалась воскресная школа.

В ней проводили занятия студенты Московской Духовной Академии, при храме работал Центр духовного воспитания молодежи.

Что до самой церкви, то она светилась в ограде ворот и одним своим видом заставляла меня поверить в немыслимые чудеса…

Большие Вязёмы отошли к вотчине Бориса Годунова в 1586 году. К концу века он построил все усадебные здания и службы, разбил фруктовый сад и обнес имение деревянной стеной с пятью башнями и защитным рвом. В Смутное время усадьба стала резиденцией Лжедмитрия и в 1606 здесь принимали Марину Мнишек с ее многотысячной свитой. После отъезда дамы в имении случился пожар, сгорело полсела. Вслед за ним полыхнул и дворец Бориса Годунова. С воцарением Михаила Федоровича Романова Вязёмы были приписаны к дворцовому ведомству. В 1694 Петр I подарил поместье своему воспитателю боярину Борису Голицыну за спасение во время стрелецкого бунта. С тех пор Вязёмы оставались за Голицыными, вплоть до конца Российской империи. В двух верстах от усадьбы в деревне Захарово находилось имение Марии Алексеевны Ганнибал, бабушки великого поэта. Пушкин проводил там каждое лето в 1805-1810 годах. Его младший брат Николай умер в 1807 и был похоронен у ограды церкви.

Захарово, с его традиционным русским укладом, расположенное среди живописных окрестностей, оставило поэту неизгладимые воспоминания. Здесь он впервые увидел красоту русской природы, услышал народные песни, узнал про крестьянскую жизнь. Детские впечатления творили его поэтическую суть. Пушкин часто посещал голицынскую мызу. В Захарове не было церкви, так что на службы семейство ездило в Большие Вязёмы и пронизанную светом звонницу он разглядывал, видимо, так же, как взирала на нее я, стоя у могилы младшего брата.

В июне 1987 на базе имений в Вязёмах и Захарове создали Историко-литературный музей-заповедник А.С.Пушкина. Здесь прошло детство поэта, Подмосковье зачало его лирический взгляд, а мы узнали об этом случайно, разглядев из окна машины стремящуюся ввысь каменную стрелу. Неплохо выяснить на склоне лет, что все твердо усвоенное в юности подлежит сомнению.

Заповедник начинался не здесь. К нему нужно было идти в усадьбу Голицыных, путь в которую лежал через церковные ворота.

В глубине аллеи за оградой церкви стояли другие ворота. Вот там и был вход в заповедник.

Раньше церковь принадлежала усадьбе и преград между ними не было. Теперь их разделяли врата, около которых сидел охранник. Обычно заповедник закрывали рано, но нам повезло, в тот день присутственные часы продлили.

В усадьбе царило раздолье. У ворот висел стенд со схемой парка.

Усадьба досталась Борису Голицыну в разоренном виде. Он приложил немало усилий к ее возрождению. Церковь, оскверненную в Смутные времена, восстановил и переосвятил от первоначального имени Троицы Живоначальной в Преображенскую. Заново отстроил дворец. Петр I навещал его дважды, в 1701 и 1705 годах. Очередной владелец поместья Николай Голицын хозяйничал в последней четверти XVIII века. Он поставил два флигеля, заменил деревянный дворец на каменный дом и в 1797 принимал Павла I, посетившего его после коронации. Война 1812 года не обошла усадьбу стороной. Отступая после Бородина, здесь ночевал Кутузов, а уже через сутки Наполеон. Владельцем усадьбы на тот срок был генерал Борис Голицын. Он погиб на полях сражений, зато его мать Наталья Петровна прожила почти до ста лет и стала прототипом старой графини в пушкинской «Пиковой даме». Последним деятельным хозяином являлся Дмитрий Голицын. В Первую мировую в имении был организован лазарет на 50 коек, а потом наступил 1917…

В центре усадебного комплекса лежал парадный газон. Главный голицинский дом, включавший музейную экспозицию, смотрел в парк. При нас начинали реставрацию.  

Задний фасад здания был обращен к пруду, возникшему за плотиной у моста через речку Вяземку.

Левый флигель, 1771 года постройки, вмещал какие-то службы.

В 1918 имение было национализировано. Ценные предметы, скульптуру, картины, фарфор и бронзу отправили по музеям. Коллекцию книг в 15 тысяч томов рассредоточили по библиотекам. В 1919 усадебный дом отдали приюту беспризорников, а затем организовали санаторий для старых большевиков. В 1935 в доме разместили парашютную школу, в 1940 танковое училище. В начале войны в ближайшем тылу советских войск открыли эвакогоспиталь, существовавший до 1943 года. Затем пошла череда институтов: коневодства, полиграфии, фитопатологии. Все здания барской усадьбы, что бы они не вмещали, окружал ландшафтный парк, разбитый еще при прежних владельцах. Он радовал глаз и сейчас.

В правом флигеле, отстроенном в 1772 году, была расположена администрация музея.

В дневное время он выглядел куда как нарядней.

В 1948 Большие Вязёмы внесли в список памятников союзного значения, но музей был открыт лишь в 1987. Время близилось к восьми вечера, парк закрывали, нам предложили удалиться. Дорога вела обратно к церкви, где нас ждала машина. В Захарово мы так и не попали. Там создавалась декорация, основанная на описаниях и рисунках. Хотелось ли нам это посмотреть? Видимо, нет, так что пожалуй и не стоило.

Вот церковь – другое дело. В ней била животворная сила искусства, сотворенная руками алчущими, чувствами верующими, мыслями не замутненными. Она была источником радости и просветления.

Оставалось бросить последний взгляд на Спасо-Преображенскую церковь и отправляться домой.