Сколько ни длилась командировка Григория, когда-то ей должен был наступить конец. В один из последних дней мужа вызвали на переговоры в Москву. Я отправилась вместе с ним. Грех было торчать около двух десятков дней в предместье и упустить случай навестить столицу. Ждали его к пяти вечера, бесед ожидалось минут на сорок и перебиться где-то час до встречи, не составляло для меня никакого труда. Заказчик арендовал помещение у известной кондитерской фабрики «Красный Октябрь» и выпускал элитный фарфор, что в наше время смешило, но уже не удивляло.

Старательно опустошив конфетный фирменный магазинчик, я вышла на крыльцо. Передо мной высились два знаменитых новодела столицы и текла Москва-река, прямо-таки матрона величавая, а не простодушный нелепый подросток, как давеча в Можайске. С воды доносился звук громкоговорителя, мимо проплывал обзорный теплоход. «Вот здесь – жизнерадостно вещал женский голос – и топил свою Му-Му бедный Герасим». Надо же, это был Крымский Вал. Полезно сидеть на крылечке без дела, много чего узнаешь. Появился Григорий и мы отправились бродить по городу.

 

Приезжала я в Москву не раз и не два, но относилось это к давним временам, теперь же столицы было просто не узнать. Не совмещались старые воспоминания с городскими пейзажами. Разукрашенные здания на месте прежних фабричных построек, пешеходные мосты, а-ля деревья, завешенные пестрыми замками,

 
и фонтаны на реке – красивые, но абсолютно чужие.

 

Дело дошло до того, что даже окрестностей Третьяковки не удалось мне признать, хотя казалось, что помню подходы и улицы к ней наизусть. Все вокруг изменилось. Москва и вправду стала городом мира. Видно я превратилась в брюзгу. Старого духа мне не хватало. Вечерело, пора было двигаться к приятелям. Через пару дней мы возвращались в Питер. Планы были грандиозные. Путешествие могло оказаться очень длинным. Мы собирались заезжать в города и останавливаться в пути.

 

В день отъезда мы тронулись в семь утра. Первым местом остановки была Руза, небольшой подмосковный городок населением в 13 тысяч человек и площадью около 11 квадратных километров. Городок был маленьким, но с богатой историей. Археологи обнаружили здесь стоянки Палеолита и нашли ребра мамонта. Вначале земли занимали угро-финны и балты, потом их заменили славяне. Первое летописное упоминание Рузы относилось к 1328 году. Здесь был перекресток дорог и проходил водный путь от Новгорода до Каспия. Пять городов Можайск, Коломна, Звенигород, Дмитров и Руза легли в основу Московского царства. Город прошел весь путь среднерусских селений. Его жгли татары, грабили поляки-литовцы, занимали французы и немцы. Он выжил и выстоял, но остался незаметным памятником русской истории. Прямая дорога на Рузу привела нас к церкви.

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы построили в 1781-1785 годах в духе позднего барокко на месте обветшавшего деревянного храма XV века.

Церковь закрыли в 1934 для нужд городской больницы, расположенной тут же рядом. В 1970-х её отремонтировали и передали краеведческому музею, находившемуся здесь и поныне. Дорога вела нас прямо по назначению, но время было слишком раннее, на дверях висел замок. Опять не повезло! Верхний храм вернули верующим в 2000. Церковь теперь была едина в двух лицах.

 

То, что рядом находилась больница, было ясно по окружающим постройкам и гуляющим пациентам в соседнем садике.

Персонал еще отсутствовал, зато местные жители занимались своими делами. Совсем близко стояла вторая церковь, будто выставленная для других целей, иных задач. Возможно мне мерещилось, но слишком часто я натыкалась на полный комплект услуг по всем надобностям и нуждам, собранным в одном месте. Наверное внутренний протест мне помешал к ней подойти поближе, хотя и отсюда было видно, что она красива. Храм, тоже барокко, был возведен в 1795 взамен деревянного, стоявшего с XVI века. Строили церкви, скорей всего, купцы и злилась я зря, перенося сегодняшнее раздражение двумя веками назад. Их тяготили свои разборки. Церковь Дмитрия Солунского нынче была действующей. В конце тридцатых в ней разместили фабрику, потом отреставрировали и открыли в 1990 году.

Покровская  церковь стояла на перекрестке улиц с названиями Социалистическая и Демократическая, что отражало весь сумбур противоречий, царивших в человеческом сознании, и совпадало с ее городским использованием.

Утро набирало силу, путь предстоял длинный, впереди ждали новые остановки и терять ритм было нельзя. Мы двигались по внутренней дороге, избегая главных трасс и обретая свободу маневра. Нужно было осмотреть Рузу и ехать дальше.

Перебираясь в центр города, мы попали на площадь и остановились осмотреться. Какой-то прохожий подсказал, что следует заглянуть в Городок, где когда-то находился древний кремль Рузы, а перед нами и впрямь была главная площадь, носившая имя Партизан.

Датой возникновения города принято считать 1328 год, когда уроженец здешних мест князь Иван Калита завещал сыну владеть уделом, написав в грамоте «городом Руза». Запись – это факт, но история с него не начинается. Исследователи полагают, что первые укрепления появились в XI-XII веках, когда вовсю шел водный путь из Новгорода. Собственно сам кремль возвели на рубеже XIV и XV веков. Вдоль течения реки насыпали вал высотой 40 метров, по бокам он был ограничен оврагами, наверху устроили крепость. В детинце жили князья, либо их наместники, вокруг насыпи раскинулся посад. Иноземных купцов хозяева в Рузский кремль не пускали и торг проходил у подножия Городка. Крепость неоднократно перестраивали, обносили защитными стенами, окружали рвами. Свое военное значение она потеряла после победы в шведской войне и еще при Петре местные жители разобрали ее полностью. Руза превратилась в тихий провинциальный городок, где население занималось торговлей, мелким ремеслом и сельским хозяйством. Испокон веков стоявшая на водном пути Руза была городом торговым. Базарная площадь, ныне площадь Партизан, лежала перед нами. На ней в бывших домах торговых рядов, жилищ городничего и купеческой братии стояли теперешние административные здания, высился весь заставленный лесами Воскресенский собор, 1721 года постройки, и горел вечный огонь в честь памяти воинов, павших в годы Великой Отечественной войны. В здании раньше была спортивная школа, и купол собора был сломан, но в 2000 году храм вернули церкви и теперь приводили к нормальному виду. А площадь недаром носила имя партизан. Когда осенью 1941 город был взят немцами, в лесном и болотистом Рузском районе основная тяжесть борьбы легла на плечи партизанского движения. Сильно они донимали врага и отвагу их высоко чтили.

Партизанский дух была ружичанам не внове. Народное ополчение внесло свой вклад в борьбу с французами еще в 1812 году. После Бородинской битвы Наполеон хотел взять Москву в клещи и направил корпус Богарне через Рузу и Звенигород в Тверь. Русские выставляли заслоны и вели бои, однако французы хотя и медленно, но продвигались. Тут и помогли местные. Вооружившись пиками, мужики-крестьяне наносили внезапные удары по мелким французским отрядам. Они прекрасно знали местность, были одеты в обычную крестьянскую одежду и не брали пленных, а просто забивали их насмерть. Армия заняла Рузу, но быстро и покинула, напуганная угрозами беспощадной и неумолимой гибели. Рузский уезд был освобожден от французов силами двух тысяч вооруженных поселян. Такая память жгла изрядно.

План регулярной застройки города был утвержден еще при Екатерине II, но осуществлять его стали лишь в начале XIX века, хотя выполнили план почти полностью. Сейчас город Руза с предместьями входит в охранную зону, как уникальный памятник русской архитектуры и градостроительства XVIII и XIX веков. А пока, следуя указаниям прохожего, мы отправились смотреть место, где стоял когда-то древний Кремль. На территории Городка находился парк культуры и отдыха. Въезд на автомобиле и стоянка стоили 20 рублей. По валу бежали аллеи, стояли скамейки и ни в каком виде не встречались ни ларьки, ни лавки, ни магазины. Правда имелись мангалы для людей, жаждущих подкрепиться собственными силами.

 

На четыре стороны света открывался вид со смотровых площадок. И он того стоил! Перед нами лежал водный путь от моря до моря, от Балтики и до Каспия.

Район напротив назывался Заречье. Вот уж где точно никогда не проводили регулярной застройки

С другой площадки открывался вид на Покровскую церковь и саму старую Рузу.

Кто строил храм Дмитрия Солунского, на чьи средства, это было никому не известно. А ведь приход был нищим. В кассе Покровской церкви французы нашли 200 рублей серебра, 300 меди и ассигнации, а в Димитровской лишь 38 рублей медной монетой. Разного достатка жили люди в приходах. Храм был красавец, а я-то счеты сводила.

В парке дорожки носили сентиментальные названия: Аллея Ожидания, Аллея Вздохов, и так весь лирический спектр от знакомства до любви.

 

Пора было спускаться к машине. Нас ждал Петербург.

 

Мы въезжали в поселок Осташёво, когда на противоположном берегу Рузского водохранилища высветилась белоснежная церковь, будто умытая утренним солнцем. Даже издали была видна ее барочная сущность. Стояла Благовещенская церковь с 1715 года в селе Бражниково – имении воспитателя Петра I князя Прозоровского. Впереди лежало село Спасс, а между ними текла изрядно позабавившая нас речушка Щетинка.

 

Малоизвестная речка Щетинка могла с лихвой перещеголять великую Москву-реку.

Ехали мы, наслаждаясь красотой мира, и не ведали, как миновали только что усадьбу Урусовых в Осташёве, пережившую многих хозяев, в том числе, декабристов с их вольномыслием и внука Николая I, великого князя Константина Романова, генерала военных дел, президента академии наук, поэта, переводчика и драматурга. Известный под псевдонимом К.Р., автор романса «Растворил я окно…» умер в 1915 вовремя, не дожив трех лет до казни своих сыновей, брошенных еще живыми в Алапаевскую шахту Свердловской области. Ничего мы не знали и ехали счастливыми.

Спасс встретил нас храмом Преображенья.

Еще в старой России село от деревни отличалось наличием церкви. Если есть храм, то село, нет – просто деревня. Село Спасс стояло на этом холме еще в XV веке. Церковь Преображения Господня построили то ли в 1770, то ли в 1791, точно неизвестно. Так же, как прибрежный Благовещенский в Бражникове, Преображенский храм был внесен в число памятников архитектурного наследия России. Казалось, ну что здесь особого? Церковь, как церковь, холм, как холм, а нет – тянуло. Неужели густел запах древности?

Следующей нашей остановкой должен был стать Волоколамск. Мы давно уже пересекли границу города и ползли по улицам сельской застройки, редко встречая двухэтажные здания. Город скучно тянулся длинной полосой, не давая намека на давность своего происхождения. Наконец появились старые дома и мы выехали на площадь, окруженную возвышенностями. На склоне холма, где высился кремль, была начертана дата 1135. В этот год Волок на Ламе впервые упомянули в Суздальской летописи, положив тем самым начало его историческому бытию.

Впрочем, некоторые историки относили дату возникновения города к году 1024, считая Ярослава Мудрого его основателем. Как бы там ни было, но появился он на торговом пути, соединявшем Новгород с московскими и рязанскими землями, в месте, где волоком посуху тащили древние ладьи между реками Лама и Волошня, приходившейся притоком Рузы. Сперва Волок был в некотором роде факторией, он стоял на границе новгородских земель и скоро многие захотели прибрать его к своим рукам. Первыми, в 1160, факторию захватили суздальцы. При князе Андрее Боголюбском возвели крепость. Нынешний кремль заложили в XV веке.

Старый город лежал на череде холмов, разделенных оврагами. Видно в овраге и находилась центральная площадь. Вниз к ней сбегала лестница от жилых домов, спускались торговые ряды, над ней возвышался кремль. До середины XV века Волоцкие земли были спорной территорией между Москвой, Новгородом и Тверью. Верх одержала Москва. Волок Ламский укрепили пятью монастырями и поставили кремль на вершине холма. Где-то в 1480 там наверху вырос собор Воскресения Христова, несущий до наших дней всю чистоту и цельность раннемосковского зодчества своей белокаменный статью. Никольский собор в псевдорусском стиле построили в период 1853 — 1862 годов в честь памяти погибших в Крымской войне. Пятиярусную колокольню, высотой в 75 метров, заложили в XVIII веке, завершив лишь к 1888. Примерно тогда же соборный комплекс обнесли резной оградой с декоративными угловыми башнями.

В советское время соборы закрыли, в них располагались склады, техникум, а в 1944-1947 годах лагерь для немецких военнопленных. Отреставрировали соборный комплекс в 1960-х и разместили там музей. Богослужения были восстановлены в девяностых прошлого века и Воскресенский храм совмещал с тех пор функции как церкви, так и музея. На центральной площади располагалась еще одна святыня. Это был мемориал погибшим воинам Великой Отечественной войны.

«Героям-волоколамцам павшим на полях Великой Отечественной войны за свободу и независимость Родины. 1941-1945»

Осенью 1941 немцы неудержимо продвигались внутрь страны. Линия обороны, которую для защиты Москвы срочно создавали на рубеже Волоколамск – Можайск – Малоярославец – Калуга, удар держала плохо. Слабо вооруженные и плохо укрепленные позиции падали одна за другой. Немцы приступили к операции по захвату столицы 1 октября 1941 года. Калугу сдали 12 октября, Можайск и Малоярославец 18 октября, Волоколамск – 27. Линия обороны перекрывала дороги, по которым шел натиск врага. Осенью, в дожди и слякоть, немецкая техника вязла в грязи и стремительный путь на Москву возможен был только по твердой поверхности. Всем это было ясно и на рубеже стояли насмерть. На знаменитом разъезде Дубосеково, где дивизия Панфилова отражала главный удар фашистов на Волоколамск, погибло не 28, а более 100 человек. Ошибки прессы и пропаганды сказались пагубно, порой трагически на судьбах людей, но подвиг по сути они не отменили. Мемориал был посвящен именно ему. Бюсты Героев Советского Союза Ивана Панфилова и Бауыржана Момышулы установили 9 мая 2005 года во время визита Нурсултана Назарбаева. Политес и реверанс бывает всякий, хорошо, если такой.

Раньше над площадью главенствовал кремль, сейчас, конечно, это был банк. От его дверей открывался вид на все окрестные достопримечательности.

У крыльца банка крутилась какая-то пьянь. Два мужичка, один с фингалом под глазом, чего-то ждали. Я их сперва не заметила, внимание привлек громкий разговор о перспективах съемки. Молодой, без ущерба лица, так и норовил влезть под объектив. Интереса он не вызывал, а вот старший кадра явно избегал. Пожалуй, синяк, размером с кулак, его немного смущал. Григорий давно их приметил, но денег платить не хотел, а гонорар за снимок мог точно решить их текущие проблемы.

 

Намеки намеками, но торговаться с ними никто не собирался. Не слишком был нужен фотографам этот подбитый волоколамец и молчаливый наш диалог разговором не закончился. В городе, между тем, явно царило оживление. Люди к чему-то готовились. Год стоял 2011 и круглая дата никак не выходила. Волоколамск пережил много испытаний. Татаро-монгольские орды разоряли его дважды. Первый раз в 1238 году напал хан Батый, через полвека в 1293 явился Дюдень – ордынский царевич, принимавший участие в междуусобной войне двух русских князей. Горел город в 1370. Во время литовского вторжения крепость не сдалась и была сожжена князем Ольгердом, зато в 1382 под стенами Волока Ламского разбили отряд хана Тохтамыша. Два века спустя Лжедмитрий II с польским войском натворил здесь бед, а про две Отечественные войны и говорить не приходилось, но, как ни крути, даты ни с чем не сходились и никаких юбилеев не получалось.

Все объяснила продавщица в магазине. Предстоял день города. Его справляли ежегодно последним числом июня. Жители собирались праздновать 876 день рождения Волоколамска от даты его официального основания. Уезжали мы с мыслью, что в маленьком городке умели радоваться не на шутку.

Дорога по пустому шоссе бежала весело и легко.

Ясный солнечный день открывал необозримые дали – поля, леса, далекую церковь. Когда-то там была усадьба. Село Фёдоровское упоминалось еще в 1634 году и владел им Василий Стрешнев, шурин первого из царей Романовых. Время шло, хозяева менялись. Последними там жили Эйлеры, потомки известного швейцарско-немецко-русского математика и механика, проведшего 50 лет в России.

Церковь стояла в чистом поле. Ее построили в 1768 году в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». В тридцатых храм был закрыт, частично сломан, усадьба была заброшена. Монахини поселились там в 1999 году. Власти церковь отреставрировали, усадьбу пока еще нет, хотя оба объекта имели статус памятников архитектуры.

Мы ехали по центральной России. Я давно забыла свои штурманские обязанности, от окна было глаз не оторвать.

Я наслаждалась окрестными далями, пока не затянуло небо. Погода портилась. Мы проскочили село Микулино, испугавшись дождя. А лучше бы остановились. На реке Шоша стоял собор Михаила Архангела и высились земляные валы города, известного с 1363 года и разоренного в Смутное время. Собор был выстроен в конце 1550-х, его дважды реставрировали с интервалом в столетие. Последний раз работы велись в 1980-х. Ныне храм был действующим.

 

Дорога, по которой мы ехали, была местного значения, а потому открытая, незагруженная транспортом и близкая неспешной жизни глубинки. Здесь можно было углядеть историю, в то время как с центральной трассы только суету и торопливость большой дороги.

Развалины церкви Успения Пресвятой Богородицы служили началом села Пушкино. Успенский храм 1793 года пережил войну, но не устоял против бытового применения в качестве склада, конюшни, топливозаправочной станции, мастерских и гаража.

В этом обихоженном уголке точно веяло чем-то бесовским

Уединенный наш путь приближался к концу. Дорога выводила на Тверь, а следом и на автотрассу Москва-Петербург, где трудно было ждать пронзительных откровений. Оставался лишь один город, куда мы непременно хотели попасть. Это был Торжок.

Про Торжок нам рассказывали давно. Считалось, что он возник на рубеже IX–X веков и был основан новгородскими купцами на реке Тверце, по которой шел водный путь на Волгу. И хотя в летописях город датировался 1139 годом, первое упоминание о торгово-ремесленном поселении относилось к 1015, когда там был основан Борисоглебский монастырь трудами киевского боярина Ефрема Новоторжского. Крепость на берегах Тверцы появилась позже. Князь Давыд Ростиславич, один из героев «Слова о полку Игореве», одел ее камнем. Любопытным местом был этот Торжок. Монастырь стоял там третий по счету из открытых на Руси, власть принадлежала на паритетных началах князьям и боярам, от хана Батыя отбивались посадские люди и держали орду две недели в отсутствии князя и дружины. Город пал, но хан остерегся идти дальше на Новгород. Торжок многие воевали и разоряли неоднократно, но он быстро восстанавливался. Город-то был торговым, да и ученым – грамоту берестяную знал. Запуск Вышневолоцкого канала только ускорил развитие Торжка и увеличил его значение. В начале XIX века город застраивали столичные архитекторы. Упадок, а вместе с ним и тихая провинциальность пришли с появлением железной дороги, однако в наше время Торжок получил статус памятника градостроительства и титул исторического города. Как же было его не посмотреть!

В центр города вел автомобильный мост.

Без труда мы нашли уголок для автомобиля под самым боком собора. Старые здания встречались на каждом шагу.

 

С моста открывался вид на центральную часть города. Странное чувство возникло где-то в груди, будто время сместилось на пару веков назад. Непостижимым образом передо мной лежал старинный Торжок на высоких берегах реки Тверцы. Ощущение дежавю росло и крепло внутри. Я это точно откуда-то знала. Шум машин слышен не был, а стук копыт, пожалуй что да.

Противоположная сторона реки не вызывала столь острого трепета, но призрак старины все равно оставался.

Тверецкую набережную отреставрировали и превратили в место светского променада. Жаль, конечно, что  получилось так манерно.

 

На другом берегу красовался Спасо-Преображенский собор. Его возвели на месте бывшего Кремля в 1822 году по проекту Карло Росси, рядом с ним встала церковь Входа Господня в Иерусалим, поставленная в 1842.

Ниже по реке высился Борисоглебский монастырь.

Вид с переправы открывался полный. Отложив монастырь на конец осмотра, мы решили  начать прогулку с другой стороны. Вдали была видна какая-то церковь, пешеходный мост и выход на Торговую площадь, куда хотелось заглянуть. На мосту нам встретилась свадебная машина, не привлекшая, впрочем, особого внимания.

 

Нужно было вернуться к Спасо-Преображенскому собору и уже оттуда уйти в город. Что ни говори, собор отовсюду был хорош.

Гражданские постройки и торговые ряды XVIII века радовали глаз, однако ухоженные фасады завершались дворовыми проулками, в которых парадному убранству уже не было места.

 

Две улицы, торговая и жилая, сходились углом к площади, окаймляя по бокам сквер.

 

Мыс сквера венчал памятник Сергею Михайловичу Кирову. Вдумчивый Серго глядел на площадь.

Площадь имени 9 января раньше называли по-разному, то базарной либо торговой, то почтовой. Она была самой крупной в городе.

Древнее торговое место в XVIII веке расчистили и построили гостиный двор, административные корпуса. Здесь проходили шумные ярмарки, парады и гуляния, играл духовой оркестр.

 

Крестовоздвиженскую часовню, ее еще называли Ротондой, построили в 1814 по проекту Николая Львова. Ротонда и Гостиный двор украшали площадь справа, завершая нарядный круг построек.

В двухэтажном доме с мезонином располагался магистрат. Там сидела городская дума, сиротский и сословный суд. С нарядного балкона «отцы города» наблюдали за народными гуляниями. Тут же рядом находились ремесленная управа, управление пожарного общества и народное училище.

Судьба Торжка сложилась уникально для России. Почти весь ансамбль городской застройки, за исключением нескольких церквей, сохранился с конца XVIII – начала XIX века до наших дней в своей полноте и целостности.

На другую сторону Тверцы с площади вел мост. Он существовал давно, его сделали пешеходным, когда построили новый, по которому мы приехали. На противоположном холме высилась церковь с колокольней. Это был Воскресенский монастырь, ныне вмещавший швейную фабрику. В 1625 девичья обитель уже стояла, собор построили в 1796, но мы туда не добрались. Говорят, именно в монастыре зародилось знаменитое торжокское золотое шитье.

Слева от моста наверх шел Бульвар, оживленная и модная улица старых времен. Она выводила к Путевому дворцу, выстроенному по указу Екатерины II. Спустя полтора века в нем разместили казармы. Не пользовались им царские особы и особняк стоял пустой. Путевой дворец располагался на горке слева от моста. Желтое здание было укрыто зеленью и просматривалось с трудом. Там же стояла Ильинская церковь. Ее построили в 1822, закрыли в 1929, освободив место для школы бокса, сейчас вернули верующим.

Торжок казался очень тихим городом. Транспорт в нем, конечно, был, но ездил не часто. Ну заповедник, да и только! Пока мы любовались речными видами, на площади раздался страшный шум. В благостной тишине он звучал на редкость нахально.

 

На площадь въезжала знакомая нам машина в сопровождении кортежа. Кругами по площади ездили автомоюили и беспрерывно гудели. В центре города отмечали свадьбу. Мое дежавю как рукой сняло. Причиной был старик Островский. Это он навеял мираж узнавания. Город был купеческим, размах и удаль тоже купеческой. Надо же, имя драматурга вроде забыла, а суть закрепилась. Почетный кортеж продолжался.

Говорят, залог любви вешают в виде замка на ограду моста. Интересно, нужно ли его снимать после регистрации брака? Мы не попали на тот берег. Мы просто удрали от разгула торжества.

Гулять по городу было некогда, следовало что-то выбирать и мы поехали в монастырь. Поворот проскочили мимо, зато увидели Старо-Вознесенскую церковь, возведенную в конце XVII века. В старину деревянные церкви при замене их каменными сносили, а вот эту оставили. Точнее сказать, не снесли, а перенесли из центра на окраину города. Стояла она теперь и красовалась на берегу Тверцы. Внутреннее убранство церкви поражало яркостью клеевой росписи. Жаль только, что увидеть храм во всей полноте не удалось.

Где-то близко от церкви стоял монастырь. Его даже можно было увидеть. Необычное сооружение называлось Свечной башней. А вокруг стояли церкви, церкви, церкви…

 

Долина реки Тверцы лежала между холмов. Город спускался вниз крутыми улицами. Борисоглебский монастырь стоял на горе, мы находились рядом. Считалось, что почти все памятники гражданской архитектуры были расположены на противоположном берегу, а наша сторона отличалась церквями. Поверить в это было трудно. Насколько хватало глаз, там напротив всюду виднелись купола.

К монастырю можно было добраться по окраинной улице, очень похожей на сельскую. Называлась она Грузинской.

Улица, может, и вела к храму, но упиралась-то она в крепостную стену, которую пришлось обходить.

 

Существовало две даты основания монастыря. Официально принято было считать 1038 год, а по легенде выходило 1015. Впрочем, какая тут разница, если здания все перестроили в XVII-XIX веках. Введенская Церковь, 1620 года возведения, оказалась из них самой старшей. Древний собор Бориса и Глеба заменили новым в 1785-1796 годах, причем сама Екатерина II приезжала на закладку здания. Храм был выполнен в стиле классицизма по проекту Николая Львова, иконы писал Боровиковский. Надвратную Спасскую церковь поставили в 1811, Свечную башню в 1874. Формировался облик монастыря долго, а в советское время его постигла общая участь. Монастырь закрыли в 1925 и разместили на его территории тюрьму строгого режима, существовавшую там около 50 лет. Затем сменили ее на ЛТП — лечебно-трудовой профилакторий для алкоголиков. Отреставрировали монастырь в восьмидесятых прошлого века, открыли историко-этнографический музей, а в 1994 возродили как обитель. С тех пор монастырь совмещал две функции. Обитало там 6-8 монахов и работал музей.

Борисоглебский собор, как и другие строения, привели в порядок лишь сверху, так что издали монастырь выглядел вполне респектабельно, а вблизи здания имели жалкий и обшарпанный вид

Когда мы добрались до надвратной церкви, там уже стоял праздничный кортеж. Удрать от свадьбы не удалось, наши пути опять пересеклись. Ребята, похоже, посещали все святые места города. Мы походили туда-сюда, но ничего не менялось. Собор был действующим. Если предполагалось венчание, то ждать предстояло долго. Мы уезжали, так и не заглянув внутрь. Путаться в суете не хотелось. Пора было двигаться в Питер, время уходило, а дороги оставалось еще на 500 километров.

 

Смешно и нечестно было сердиться на свадьбу. Эти ребята творили жизнь, а мы оставались лишь случайно заскочившими путешественниками. Хотелось нам по дороге, между дел, схватить хотя бы кусочек истории. Торжок был едва ли не единственным местом, где кроме церквей довелось увидеть гражданский облик старины. Недаром здесь снимали историческое кино. Кроме самого Торжка, в котором Николай Львов, местный уроженец и известный архитектор, спроектировал ряд значительных зданий, были еще и усадьбы, к созданию которых он тоже приложил руку. Одной из таких усадеб было поместье Бакуниных Прямухино.

Путь на питерскую трассу снова вел через мост. Даль скрывала нищету и разруху величественного прежде подворья и отсюда, с реки, ландшафт обволакивал своей наивной, завораживающей магией. Очарование сказалось ведь и на Екатерине II, воздавшей должное древнему монастырю, хотя в России она закрывала их повсеместно. Возможно ее заразил Львов, близкий императорскому кругу. Единство и равновесие, царившее между природой и человеком в городке на Тверце, изумляло, видно, не только меня.

Как только выехали из центра, волшебство испарилось. А так все было миленько, дома симпатичные, но все-таки…

В окрестности мы поехали не за усадьбами Львова, а на могилу Анны Керн в поселок Прутня. Маленькое кладбище приютилось в роще на берегу реки Тверцы.

Анна Керн умерла в Москве, но похоронили ее в Прутне, Хотела она упокоиться рядом со своим вторым мужем Марковым-Виноградским. Тот скончался в Прямухино, поместье Бакуниных, у которых часто гостил и был похоронен. Прямухино находилось в стороне от железной дороги и в мае, когда она скончалась, весеннее бездорожье не позволило доставить гроб по месту назначения. Анну Петровну похоронили в Прутне, где на маленьком кладбище упокоилась ее тетка, Татьяна  Сергеевна Львова. Мы отдали долг Пушкину, часто бывавшему в Торжке. Музея его не посетили и котлет пожарских не поели, но память поэта почтили.

 

Прутня стала последним местом нашего посещения. Мы уже двигались по шоссе Москва-Петербург и ничего на нем не искали. Не любила я эту автотрассу, даже смотреть наружу было скучно. Единственным местом, где душа отдыхала, был Валдай. Время поджимало, заезд приходилось откладывать, зато отрезок шоссе радовал глаз. Хотелось поставить точку в нашем путешествии на отрадной ноте. И тут подвел фотоаппарат. Он разрядился и сдох. Снимок вышел никакой, однако перехват дыхания остался. Вот место моего восторга. Фотографию сперла из сети, но мое ощущение полета она отражала полностью.