Итак, знакомство родственников состоялось. Накануне поздним вечером Мартин с Ирой оседлали велосипеды и отправились ночевать домой, остальные разошлись по спальням. Следующим днем был назначен ранний выезд в Копенгаген. К восьми утра весь наш табор уже сновал в полной готовности, но вожаки предприятия задерживались, видно, что-то у них не складывалось. Снятый в аренду коттедж оказался на редкость симпатичным. Спальни располагались на втором этаже, низ отводился для общества. Особенно порадовал меня рояль в гостиной.

Из небольшой комнаты открывался вид на веранду, где было светло и просторно, окна выходили в сад и самый раз было устраивать там застольные посиделки.

Хозяева сдавали коттедж на время своего отпуска. Даже нелепая мысль, что кто-то ведь жил здесь круглый год, вызывала хотя и постыдную, но искреннюю зависть.

Наконец, все собрались. Оставалось позавтракать и трогаться в путь

Первый день совместного маршрута был отведен Копенгагенскому Аквариуму, так что дорога наша шла к вокзалу. На берегу канала стоял памятник «Нет насилию». Я знала, что затянутое узлом дуло водрузили перед зданием ООН в Нью-Йорке, а то, что специальный фонд под руководством одного из потомков Альфреда Нобеля устанавливал памятные знаки в разных городах мира, понятия не имела. Автором композиции был Карл Фредрик Рейтерсвард (Carl Fredrik Reuterswärd), создавший символ противления агрессии после гибели Джона Леннона от выстрелов какого-то безумного американца. Тщеславный недоумок хотел стать Геростратом, а взамен получил пожизненное и вряд ли долгую именную память. Шведский фонд «Против Насилия» установил 16 экземпляров скульптуры, сделав их насущным призывом эпохи. В одной Швеции их было три, в Стокгольме, Гётеборге и Мальмё. Памятник видели в Берлине, кто-то встречал его в Ливерпуле напротив легендарного клуба Cavern, откуда началось восхождение The Beatles. Интересно, а где он стоял еще?

Заранее запланированный рывок в Копенгаген мало сочетался с действительностью. Нашей разновозрастной компании явно не хватало скорости передвижения, однако времени для осмотра оставалось достаточно. По разным берегам канала стояли представители национально-романтического стиля. Прямо за спиной высилась башня бывшего управления гавани. В 1910 модный архитектор Харальд Бёклунд не мог даже подозревать, что столетие спустя его детище будет вызывать ассоциации малопристойного толка, на тот момент его преследовал иной азарт.

Пятью годами раньше другое здание, стоявшее напротив, выстроил его извечный конкурент. Центральное почтовое отделение возвел в 1906 Фердинанд Боберг, хорошо нам известный еще по Стокгольму. Между архитекторами шла нешуточная борьба, особенно в канун строительства перед грядущей Балтийской выставкой.

Фердинанд Боберг победил на конкурсе архитектурных предложений и был назначен директором промышленно-художественной выставки, от которой шведы ждали большого эффекта. Выставка должна была проходить в Мальмё с 15 мая по 4 октября 1914 года. Гостей ждали из стран Балтии. Присутствовать собирались Швеция, Дания, Германия и Россия. Город готовился тщательно. Район, где мы находились, благоустроили. Построили новые здания, укрепили каналы, озеленили набережные, провели вдоль них дороги. Выставка открылась в срок, но 28 июля началась Первая мировая война. Представители Германии и России отъехали на родину. Обширная коллекция произведений искусств, оставленная российской стороной в Мальмё, Советскому Союзу так и не вернулась. Шведы не признали новую страну законным владельцем. Экспонаты были отправлены в местный художественный музей. Чем бы там ни закончились дела, помимо благоустройства города, конкретная прибыль от выставки нашлась хотя бы в этом приобретении.

Воспоминания истории никак не отменяли поезда. Накануне экспресс из Стокгольма привез нас на верхнюю платформу, теперь пора было спускаться под землю.

Поезд с вокзала шел сначала туннелем, выводившим за пределы Мальмё, затем поднимался на Эресуннский мост и перед самым Копенгагеном снова уходил под землю. Берег равнинный выглядел скучно, радовала лишь вода. Дания приветствовала нас легионом ветряков, стоявших посреди чистого моря.

Мост соединял Мальмё с островом Амагер, входившим в состав Копенгагена. Совсем недавно здесь жили огородники и рыболовы, а теперь находился аэродром, крупнейший в Скандинавии выставочный центр и желанный Аквариум.

Вожделенная экскурсия к рыбам связана была с тем, что смотреть нам предстояло последнее слово туристического прогресса в датской столице. На берегу острова открыли современный аттракцион, заменивший старый Аквариум, построенный еще в 1939 году. Архитекторы соорудили здание в виде закрученной звезды, пустили вдоль крыльев воду, ссылаясь на аллюзию водоворота, и дали метафизическое имя Голубая планета (Den Blå Planet). Океанариум, он теперь так назывался, открыли в марте 2013 года и четыре месяца спустя народу в нем было не счесть.

Предусмотрительная Ира заказала билеты в интернете и непомерную очередь удалось обойти, хотя Алексей, прилетевший в тот день из Питера, добирался до места в одиночку, в список не попал и отстоял полтора часа в длинном хвосте.

Внутри было сумрачно, толпился круговорот людей, к витринам стояла очередь. Длинная дорога, усталость и голод путешественника выгнали нас из темных залов подводного царства на воздух к открытому морю. Здесь дул ветер и светило солнце

На другом берегу пролива можно было углядеть Швецию.

В Аквариум мы вернулись немного попозже и быстренько пробежали по экспозициям.

Я совсем не снимала в потемках, зато моя невестка сумела поймать замечательные кадры.

Осмотр закончился. Алексей нашел-таки возможность приехать к сестре и теперь уже в расширенной компании мы передвигалась в центр Копенгагена.

Поезд довез до станции Нёррепорт (Nørreport), мы вышли наружу и стало, наконец, ясно, что означали рассказы про особую жизнь в Копенгагене. Вокруг, куда ни глянь, стояли велосипеды. Среди одиночного транспорта встречались багажные коляски и повозки для пассажиров. Сразу вспомнились мои отмашки от упреков в Хельсинки, когда, забывшись, я не следила за дорогой. Забавная с виду история про датского пешехода, сбитого на велосипедной дорожке, не вызывала больше ухмылок.

Здесь было не до шуток. Финляндия и Швеция в подметки Дании не годились.

Мы шли по муравейнику на улице Фредериксборг (Frederiksborggade) в сторону городского блошиного рынка. Работал он по выходным и в будни нам оставалось лишь представить, как все могло выглядеть, и почтить это легендарное место.

До середины прошлого века площадь называлась Ярмарочной, теперь она носила имя Израиля. Пару лет назад ее перестроили. На открытом пространстве поставили корпуса в черно-стеклянном дизайне. Возвели уличную эстраду, ресторан, устроили крытый рынок Torvehallerne, в который мы тут же отправились на осмотр.

Там продавали всякие деликатесы, сыры, овощи, фрукты. Обычный товар, хотя и утверждали, что высокого качества. Греческой кухней мы, правда, не соблазнились, зато с удовольствием посидели на деревянных лавках. Так и сфотографировал нас прохожий во всей красе семейного слета из 11 человек в возрасте от 10 до 76 лет.

После легкого передыха нас повели назад. Спрашивать куда, не имело смысла, все члены коллектива подчинялись управлению безропотно. Все-таки ребята взяли на себя очень трудную задачу, что-то показать, порадовать и удивить, не уморив при этом нашу разновозрастную и разнородную компанию. Мы вернулись к станции Нёррепорт. Когда-то здесь стояли входные ворота в Копенгаген. К ним вела дорога из Фредериксборга – летней резиденции королевского двора. В середине XIX века крепостные валы и ворота снесли, район приобрел деловую репутацию, но общий вид пространства все равно оставлял ощущение какого-то рубежа.

Улица выводила к площади Култорвет (Kultorvet). В старые времена торфяные фермеры и угольщики из Фредериксборгского округа торговали здесь топливом. Отсюда возникло и название. Kultorvet переводилось, как Угольный рынок. 

 

Площадь застроили после пожара Копенгагена 1728 года, уничтожившего более четверти городских зданий. Известна она была тем, что в середине XIX века здесь открыли первое публичное кафе, чуть позже один из старейших ныне действующих мясных магазинов, а в наши дни знаменитую бизнес-школу Нильса Брока.

На площади рядом со старыми зданиями встречались и новые постройки. Точно так же обстояло дело и на прилегавшей местности.

Ребята вели нас по пешеходной улице Кёбмагергаде (Købmagergade). Путеводитель относил ее возраст к временам викингов. В ту пору по ней шла дорога до бывшей датской столицы Роскилле. На прохожем месте поселились мясники и улице дали название по профессиональной принадлежности обитателей. В конце XVI века король Фредерик II, опасаясь мора и в целях гигиены, выдворил всю скотобойню за пределы крепостных валов. Название потеряло смысл и спустя годы исказилось так, что получился Købmagergade взамен прежней Мясницкой.

История о заботах власти на предмет здоровья граждан, скорей всего, имела место, но мне понравилось другое толкование. Поковырявшись с переводом, я выяснила, что Købmagergade могло означать и Улицу тощих покупок. С учетом всех бутиков, что встречались на каждом шагу, подобная трактовка подходила как нельзя кстати.

Пока я зубоскалила, улица уперлась в Круглую башню и стало понятно, куда нас привели. Башня состояла при датском университете и была возведена в середине XVII века по приказу Кристиана IV. Высоко на стене об этом сообщала надпись: Право на истинное учение и справедливость Всевышний Бог привносит в сердце короля Кристиана IV в год 1642 от Рождества Христова. Университет в Копенгагене был открыт в 1479 под надзором римско-католической церкви и епископским присмотром. Изучали философию, богословие, медицину и право. Приход Реформации внес изменения во внутренний уклад и управление учебным заведением. Студентов стали готовить не только к церковной, но и к светской жизни и культуре, научные интересы шире отразились в рамках учебных курсов, однако системы духовного образования никто не отменял. Король решил придать свежим идеям практическую пользу, построив при датской высшей школе научно-религиозный центр, состоявший из поместной церкви для профессуры и студенчества, обсерватории и университетской библиотеки. Башню завершили в 1642, церковь освятили в 1656, библиотеку открыли в 1657. Церковь получила имя Троицкой. Называли храм по празднику, но в народе считалось, что в знак триединства в одном целом. Злые языки, правда, утверждали, что надпись на башне следовало понимать в виде критики: Доктор наносит ножом закорючки на сердце христианина №4. Шутка была датская, доверие к медицине тоже датское. Видимо, отделяли они божьи промыслы от врачебной практики. Перед Башней, тем временем, толпился народ.

На площади проходил концерт. Пожалуй, впервые я видела фортепьяно на панели.

Все выходило, как в сказке. Огромная башня и бродячий музыкант. Ганс Христиан Андерсен был моим главным источником знаний о Дании. Обсерватория наверху являлась одной из старейших в Европе, а у меня в голове крутилось «Огниво». Любой ребенок знал, что у самой большой собаки глаза были величиной с Круглую башню. Вот и мне она казалась мерилом размеров. Обойдя пианиста, мы вошли внутрь и стали подниматься на смотровую площадку, расположенную рядом с обсерваторией. Башня, наряду с Русалочкой, считалась символом Копенгагена. Видно, для многих людей в мире сказочник был главным толкователем Дании.

Верхний ярус башни Рундеторн (Rundetårn), так звучало по-датски, лежал в 36-ти метрах от уровня мостовой. Наверх вел подъём длиной 210 метров. Ступеней не было, дорога вполне годилась для повозок и тягловой силы. Говорят, Пётр Первый поднимался на башню верхом, а за ним  в карете, запряжённой шестёркой лошадей, следовала царственная Екатерина. Дело было в 1716, когда два монарха вели речь о военных действиях против Швеции. Король Фредерик IV не возражал тогда против высадки 20000 русских солдат на берег Сконе, не принадлежавший уже Дании, но слишком близко лежавший от Копенгагена. Похода этого не случилось, зато обзором местности императорский глаз насладился вполне. В 1902 впервые наверх поднялся автомобиль. Все они пользовались транспортом, но мы-то шли пешком и дело это оказалось отнюдь не легким.

Скрывая усталость, можно было задержаться и постоять у окна, но путь все-таки шел наверх.

Проезжая часть, наконец, закончилась. Подъем уперся в маленькую дверь, возле которой стояла очередь. На смотровую площадку вела узехонькая лестница, вмещавшая лишь одну персону, а винтовой створ не позволял увидеть движение наверху. Намерение совершить бросок пресекали лодыжки спускавшегося человека. В конце концов, всем удалось забраться на вершину башни. Копенгаген колючим ежом лежал внизу. Он топорщился башнями и шпилями, пламенел красными крышами, давил теснотой. Незнакомый и чужой, он не давал отдыха глазу.

Пока я вглядывалась в даль и фотографировала Эресуннский мост, моя невестка снимала людей и это получалось намного лучше.

 

Ни зелени, ни воды видно не было. Череда зданий, что новых, что старых, не вызывала никакого отклика. Город молчал, ему вторило скученное пространство.

Скорее всего, мы явились не вовремя. Узнавания не было, в этом и крылась вся напасть.

Когда мы спустились вниз, снова выглянуло солнце. Будто нарочно занавесило от нас панораму хмарью. Башня примыкала к церкви, на чердаке которой в средние века расположили библиотеку. В начале XIX века помещение обсерватории стало тесно, воздух города загрязнился, точность наблюдений упала и в 1861 году все научное хозяйство перевезли в новое здание, построенное на старых бастионных укреплениях. В тот же год сменила место жительства и библиотека. Наверху устроили обсерваторию для группы астрономов-любителей, а в бывших библиотечных залах стали проводить выставки и концерты классической музыки. Вход на верхние этажи церкви был возможен со спирального подъема башни и по дороге вниз мы заглянули в один из залов. Там проходила выставка современного искусства.

 

Напротив башни сидел музыкант и продолжал играть уже в полном одиночестве. Сидел он под стенами студенческого общежития Regensen, открытого в 1623 усилиями того же самого короля-строителя и комитета поддержки нищих студентов. Комитет появился в 1569 году спустя 30 лет после прихода Реформации. Поддержка заключалась в том, что 100 неимущих студентов получали ежедневное кормление. Копенгагенское сообщество, так назывался комитет, со временем разбогатело, обзавелось колледжем и стало размещать в нем бедных студентов. Так и повелось, только критерий отбора изменился. В Дании была принята двенадцатибалльная система учебных отметок и комнату, по решению университетского совета, мог получить лишь третьекурсник, имевший проходной балл не меньше семи. Раньше жилье в Regensen предоставляли бесплатно, теперь стали брать арендную плату.

На этой площади совместный поход по городу закончился. Наши спутники бывали в Копенгагене не раз, а мы с Григорием попали впервые. Ребята показывали им новинки города, нам же хотелось посмотреть все от начала. Мы расстались до вечера. Они поехали домой, а мы отправились бродить по незнакомым улицам.