Вечером текущего дня мы улетали в Барселону. Самолет отбывал в девять вечера из Мальмё, так что времени на Копенгаген оставалось совсем немного. Поездка на кораблике была не просто удовольствием от плаванья. Впечатление от города оставалось сумбурным, отрывистым и невнятным. Точнее сказать, его просто не было. Величавая плавность Стокгольма удивляла не возрастом, а несомненным согласием с природой, здесь же все шло вразнобой. Кусочно-прерывистая картина дробила целостность напрочь и образ получался скомканным. Хотелось посмотреть город с воды, надеясь собрать воедино разрозненные впечатления. Центр Копенгагена оказался крошечным. Шагали мы от вокзала, куда глаза глядят, а попали снова к памятнику Авесалома. Забавно, но даже площадь с моста выглядела небольшой.

Выбирать нам было не из чего. Аудиогидов по-русски в Копенгагене не водилось, так что оставалось дождаться свободной палубы и полагаться на английский.

Маршрут теплоходика пока совпадал с нашей прогулкой по каналу.

Кирпичный замок, примыкавший к воде, оказался не укреплением, а приходской кирхой Хольмен (Holmen), приспособленной под церковные дела из бывшей якорной кузницы, построенной на территории военно-морской верфи в середине XVI века. Изысканный фасад здания, выполненный в итальянском стиле, должен был скрывать от королевской семьи грязное производство и радовать глаз при взгляде из окон стоявшего через канал дворца. Переделывал кузницу под церковь великий строитель Кристиан IV в 1619, а через пять лет он возвел и копенгагенскую биржу Бёрсен (Børsen) в стиле фламандского ренессанса по проекту Ганса Стенвинкеля Младшего, второго по счету представителя династии датских архитекторов. Его отец Ганс Старший возводил первый дворец Кронборг и совместно с Тихо Браге строил Ураниборгскую обсерваторию, а его сын Младший Ганс прославился во времена Кристиана IV. Круглая башня, замок Русенборг и Бёрсен, все это было делом его рук.

Церковь Хольмен имела своих прихожан в кругах знати. Здесь крестилась и венчалась нынешняя королева Маргрете II, ее старший сын кронпринц Фредерик и двое последних внуков. Что до королевских страстей, то они сильно давали жару! Шведский, скажем, король Карл XVI Густав взял в супруги простолюдинку полунемку-полубразильянку из числа переводчиков. Ради нее он поменял традиции, снял вековой запрет на выбор немонархических жен. Кронпринц Фредерик вообще поступил, как сказочный герой. Подобрал девушку из Австралии, хорошо хоть не пастушку, ее отец был деканом факультета науки и технологии местного университета, женился, венчался в Копенгагенском соборе, прошел пешком с молодой супругой по улицам города и родил четырех детей. Того и гляди, этот бунтарь станет скоро королем страны. Не только коронованная знать была связана с церковью Хольмен, здесь упокоился местный олигарх, самый состоятельный человек Дании, директор и владелец судостроительной компании A.P.Moller-Maersk Group Арнольд Мерск Маккинни Мёллер (Arnold Mærsk McKinney Møller), обладавший твердым нравом, острой промышленной хваткой и широкой практикой благотворительности. Впрочем, приход включал не только примыкающие острова, но и служащих военно-морского флота, так что скалить зубы и цепляться к местной элите не стоило.

Кстати, катальщиками на канале мы оказались не единственными. Были у нас и резвые компаньоны.

Замковый остров Слотсхольмен уплывал назад, теплоход покидал канал Хольмен и выходил на большой проток. Датчане называли его Внутренней гаванью.

Места были еще узнаваемы. По здешней набережной мы гуляли пару дней назад. С воды была видна выставка песчаных скульптур.

Теплоход миновал Нюхавн и двинулся в неизвестные нам просторы.

Два гиганта, охранявших водную артерию Копенгагена, скорее рисовали культурную ауру столицы. Публичный театр появился в Дании в начале XVIII века. Переживал он разные времена, знавал и травлю, и триумф. Вначале его содержал магистрат, но за нехваткой средств в 1772 году Кристиан VII перевёл театр в ведение Министерства двора и взял под эгиду королевской семьи. С уходом абсолютной монархии все хлопоты и дела отошли Министерству культуры, но кто бы им не управлял, театр рос и развивался. Очень скоро ему стало не хватать места. Нужно было расширяться.

Театральный Дом (Skuespilhuset), отданный под начало драматического искусства, открыли в 2008, объявив его новой площадкой для представлений Королевского театра, давно обремененного нехваткой места. Строили здание пять лет по проекту компании «Лунгард и Транберг» (Lundgaard & Tranberg), выигравшей архитектурный конкурс Министерства культуры. Театр расположили на воде, пустили вокруг него дощатый настил для прогулок, разместили три сцены на 650, 200 и 100 зрителей, устроили застекленный вестибюль с видом на гавань, оборудовали ресторан и открыли сезон с постановки шекспировского Гамлета. 

 

Второй площадкой Королевского Театра стал Оперный театр Копенгагена (Operaen på Holmen), открытый в январе 2005 года на берегах острова Хольмен (Holmen). Этот гигант получил громкую славу, он стал едва ли не самым дорогим в мире заведением, стоимость строительства которого превышала 500 миллионов долларов США. Все расходы взял на себя уже известный нам судостроитель Арнольд Мерск Маккинни Мёллер, немедленно вызвавший оживленные дискуссии в политической элите по поводу ухода от налогов средствами сногсшибательного благодеяния. Однако датский Парламент проект одобрил и огромное здание с двумя сценами, широким набором технологических наворотов и застекленным фойе с видом на Копенгаген было построено прямо напротив дворцового комплекса Амалиенборг (Amalienborg), служившего резиденцией и местом жительства королевской семьи. Казалось бы, вот пришел парадиз драматическому искусству, но тут датчане, увы, промахнулись. Не справлялся город со сценическими возможностями. Датский Королевский Театр начал нести большие потери. Постановки не окупались, зрителей не хватало, народ перестал ходить на спектакли. Загрузку сократили, артистов поувольняли. Театральный рай на грешной земле не получился.

Амалиенборг, действительно, смотрел прямо в лицо Оперному театру. Королевский этот уголок представлял собой величественный ансамбль, возведенный по указу короля Фредерика V в середине XVIII века. Район создавали по случаю 300-летнего юбилея коронации родоначальника Ольденбургской династии Кристиана I на месте, где столетием раньше королева София Амалия (Sophie Amalie) построила себе резиденцию, носившую ее имя. Во время одного из многочисленных пожаров дворец королевы сгорел, площади было, хоть отбавляй, и ансамбль архитектора Николая Эйтведа (Nikolai Eigtved) состоял из четырех отдельно стоящих в рококкошном стиле зданий, предназначенных королем для особо знатных граждан Копенгагена. Первый особняк было выкуплен казной под размещение Кадетской Академии, остальные здания приобрели после пожара 1794 года, когда сгорел дворец Кристиансборг и королевская семья осталась без крова.

Доминантой здесь была Мраморная церковь (Marmorkirken), высившаяся над окружающими зданиями. Заложил ее Фредерик V в честь Ольденбургской королевской династии, как, собственно, и весь район в целом. Проектировал ее Николай Эйтвед, но церковь здание большое, быстро не строится. Сначала умер архитектор, потом кончились деньги, а затем сменился монарх, не видевший толку в дальнейшем строительстве. Всякое движение замерло. Вспомнили о ней лишь после прихода парламентаризма. Нашелся архитектор, предложивший посвятить ее Конституции. Крупнейший финансист Карл Фредерик Тьетген (C. F. Tietgen), хозяин Большого Северного Телеграфного общества, владелец пивоваренной компании и набожный христианин купил земельный участок под недостроенной кирхой, нанял архитектора Фердинанда Мелдала (Ferdinand Meldahl) для разработки проекта по воссозданию храма на полуразрушенных остатках прежних попыток и спустя полторы сотни лет, летом 1894 года возведенную церковь освятили. Назвали ее именем Фредерика VII, подписавшего отказ от абсолютизма. Исторический парадокс выглядел, как отменная шутка. Два Фредерика были связаны с этой кирхой. Первый закладывал церковь во славу мощи монархии, второй положил начало ее конца.

Погода, между тем, совсем испортилась. Невесть откуда набежали тучи, в воздухе запахло сыростью, наклевывался дождь. Мелкая волна рябила, плескалась между фарватерных столбов, стучала по борту, вконец заглушая и так мало понятный тест.

В городе можно было думать, о чем угодно, но здесь дышал порт. Большие кирпичные здания старого образца когда-то вмещали склады, однако в XX веке их отдали под офисы либо жилье. Вот и красное здание со статуей перед входом принадлежало Датской Вест-Индийской компании, возившей товары из колоний. Склад построили в 1780 для хранения кофе, сахара, круп и прочих заморских разностей. Правда, Давид Микеланджело Буонарроти у стен здесь еще не стоял. Он появился, когда в здании разместили Королевскую коллекцию скульптуры. В трех нижних этажах выставили более 2000 гипсовых слепков скульптур и рельефов из музеев, церквей и общественных зданий всего мира. На верхних этажах собрали костюмы Королевского Датского театра, а дом внесли в список исторических построек Копенгагена.

Все-таки свято место пусто не бывает. Я думать забыла о местном олигархе Арнольде Мерске Маккинни Мёллере, когда мне о нем напомнили. Современное белое здание приходилось штаб-квартирой компании A.P.Moller-Maersk Group, к основному виду деятельности которой относился транспортный бизнес. Разное там судостроение, добыча нефти и природного газа, а также авиаперевозки, почтовая служба и прочее, прочее, прочее входили дополнительной нагрузкой в перечень ее активности. Основал фирму в 1904 году дед известного нам Арнольда капитан Петер Мэрск Мёллер, а его внук дорос до списка Forbes. Надо думать, что трехмачтовый фрегат тоже входил в состав его собственности.

Видимо здесь, на берегах Внутренней гавани, располагались знаковые символы морского города

Набережная, вдоль который мы шли, входила в район Nordre Toldbod, служивший приемными воротами Копенгагена без малого четыреста лет. Дания брала таможню с судов, начиная с XIII века. Монарх и строитель Кристиан IV взимал пошлину прямо напротив королевского дворца в укреплениях старой верфи, где сейчас стояла кирха Хольмен. Довольно скоро таможенный пост убрали из центра и перенесли в предместье, назвав район по сути – Nordre Toldbod, что в переводе означало Северный таможенный пункт. Возле служб возник порт, принимавший купеческие суда, иностранных послов и всякий морской люд. С триумфом здесь встречали скульптора Торвальдсена, прибывшего на родину после сорока лет отсутствия. Нынешнее здание администрации порта построили в 1868 по проекту плодовитого датского архитектора Вильгельма Далерупа (Vilhelm Dahlerup), а светлые павильоны установили в 1905 для нужд королевской семьи при посадке на королевскую яхту.

Дания, расположенная на островах, и морской город Копенгаген нуждались и ценили флот, как великую святыню. Сначала корабли строили на Слотсхольмене у дворца короля, потом верфь перенесли на противоположную сторону канала, однако скоро даже в бассейне гавани стало не хватать места. Верфь нужно было убирать прочь из города. Датчане давно научились отвоевывать землю у моря, так что выбрали ряд островов на выходе к Зунду и стали готовить плацдарм для военно-морского флота. Затопили старые корабли, заполненные камнями и городским мусором, доходившим высотой до метра на улицах, засыпали основы грунтом, проложили переходы между кусками суши и получили на череде островов зону, пригодную для размещения флота. Дали этому поясу имя Хольмен, а на одном из искусственных островов основали верфь. Первый корабль построили в 1692. С тех пор все крупные суда спускали с острова Нюхольм (Nyholm) вплоть до 1918, когда судостроение получило гражданский статус, переменило место обитания и было отделено от военно-морских сил.

На берегу Нюхольма стояла Центральная гауптвахта, возведенная в 1745 главным застройщиком военно-морской базы Филиппом де Ланге, служившим на должности архитектора около тридцати лет. Здание было построено в барочном стиле, однако верхушка корпуса и помпезный вид появились позже. Говорят, венчающую башню корону скопировали со шпиля дворца Кристиансборг, зато этот перст указующий вполне соответствовал дизайну Копенгагена. Гауптвахту поставили напротив служб таможенного контроля и охранники следили за судами, промышлявшими избежать сборов. Позднее в ней стали принимать важных гостей на военно-морской базе.

Очередной приметой верфи служил Подъемный кран (Mastekranen), разработанный тем же Филиппом де Ланге в середине XVIII века. На крупных судах нельзя было лазать по реям и управлять парусами руками. Оснащение судна мощным рангоутом требовало подъемных механизмов. Кран должен был быть высок, чтобы поднять мачту вертикально, а затем опустить ее в лодку. Глядеть на древнее промышленное оборудование было весьма любопытно.

Возле гауптвахты на ветру бился флаг. Батарея, где он был водружен, относилась к числу самых ранних построек. Здесь завершался ряд оборонительных бастионов, возведенных в 1690 для защиты будущих флотских территорий. Батарея сначала носила имя затопленного корабля, служившего основой для насыпной площадки, потом ее переименовали в честь Кристиана VI, а позже сократили просто до Сикста. Пожалуй, здесь все относилось к памятникам военной истории. Из старых орудий палили салюты во время государственных визитов и даже казармы морских пехотинцев внесли в список исторических зданий Хольмена, хотя и селили в них нынче военных гостей и курсантов Военно-морской академии.

Триста лет находилась здесь главная база датского военно-морского флота. После Второй мировой были созданы две новые базы, но Хольмен сохранял свой ​​статус. В 1981 закрыли верфь, а в 1993 убрали и флот. На бывшей военной территории оставили только Королевскую Военно-морскую академию. Сам Хольмен отдали творческим мастерским и превратили в центр креативного образования. В зданиях верфи разместили школы дизайна, архитектуры и киноискусства. Появилась студия современного танца, классы театральных навыков и консерватория.

Добравшись до выставки современной скульптуры, теплоход пошел на разворот.

Копенгаген являлся главными морскими воротами Дании. Обширный порт выходил на западный берег Эресунна, слегка захватывал Амагер, тянулся вдоль Зеландии, не замерзал и не был подвержен приливным течениям. Длина причального фронта составляла порядка 30 километров. Порт включал четыре гавани. Теплоход наш курсировал по Внутренней, носившей имя Inderhavnen. Она принимала средние суда и начиналась от Nordre Toldbod, где мы сейчас находились, а завершалась у моста Langebro, в двухстах метрах от Дворцового острова. Впереди открывался бассейн Свободной зоны, где швартовали крупнотоннажные суда и разгружали контейнеры. Ежесуточно порт Копенгагена принимал до 200 кораблей разного типа.

В Свободный порт мы все-таки заглянули. Теплоход не мог пропустить Русалочку, стоявшую у набережной Лангелиние, рядом с одноименным парком.

Скульптуру подарил городу пивовар Карл Якобсен, владелец фирмы Carlsberg и большой филантроп. Согласно истории, он так восхитился балетом Королевского театра, что заказал Эдварду Эриксену (Edvard Eriksen) бронзовый образ героини сказки. Фигура печальной мечтательницы появилась на берегу в 1913 и принесла Копенгагену всемирную славу своей наивной чистотой и непосредственностью.

Однако все хорошо до поры, до времени. Нашлись-таки умники, что покушались на статую, то ли в припадке тщеславия, то ли в моральной истерике. Любой вандализм всегда состоит не в одном лишь хулиганстве. Мы наблюдали фигурку с тыла, полагая, что этого вполне достаточно, но нам никто не показал генетически модифицированной Русалочки, установленной в четырехстах метрах от идеала Серебряного века. Лишь интернет отрыл картинку непримиримой оценки тенденции. Альтернативную модель создал Бьорн Нёргаард (Bjørn Nørgaard), вряд ли большой поклонник генной инженерии. Чувству юмора датчан стоило позавидовать. Скульптурный проект «Генетически измененный Рай» был в 2006 установлен на Лангелиние, куда толпой прибывали туристы и приходили гулять граждане Копенгагена. К сожалению, мы его не видели, хотя Русалочка была не единственным представителем спорного будущего

 

Теплоход тронулся обратно. Оказалось, что мы далеко не все примечали на прямом маршруте.

У причала Нюхольма стояли три боевых корабля времен холодной войны. Гид бубнил что-то неразборчиво, понять было трудно и заметила я их случайно, благодаря подводной лодке. Фрегат Педер Скрам, подводная лодка Saelen и ракетный катер Сехестед были списаны из эксплуатации и доступны для осмотра.

Военные корабли стояли с музейным достоинством, что невозможно было сказать о живых мореходах. От них просто веяло пиратским духом. Явно тянуло Карибским морем, латинским запалом, а вовсе не нордической Скандинавией.

Лодка осталась позади, вместе с ней растворилась и разбойная удаль. Мы снова плыли в благопристойном спокойствии. Теплоход шел обратно тем же маршрутом. Виды повторялись. Пассажиры начали потихоньку скучать.

На обратном пути я в первый раз увидела городской водный транспорт. Проезд на нем стоил дорого и кто-то из наших называл его маршруткой, однако ходил катер по расписанию и был выдержан в корпоративном цвете.

Красные крыши на дальнем плане закрывали сараи, в которых сидели рекламные агенства, архитектурные бюро, местные СМИ и прочий мелкий информационный бизнес. Военно-морская база хранила в них канонерки, затем моторные и гребные лодки. Когда флот покинул Хольмен, Навесы канонерок (Kanonbådsskurene) переделали под офисные помещения, стоявшие в боевом строю

Казалось, что прогулка подходила к концу. Впереди у Нюхавна строили новый мост, от которого было рукой подать до отправного причала, однако теплоход повернул налево, в сторону от Внутренней гавани.

Мы входили в канал явно промышленного вида. Маршрут проходил через Кристианхавн.

Кристианхавн появился под боком у Копенгагена при Кристиане IV. Король решил построить город-крепость для голландских купцов, причем делал это на болотистой местности, подступавшей к столице от Амагера. Расчет был прост. Низкие земли, беспокоившие короля, были слабым местом морской обороны Копенгагена. Как решили, так и сделали. Забили сваи, засыпали грунт, возвели бастионы и в 1639 создали город-крепость Кристианхавн (Christianshavn) со своими привилегиями, правительством и ратушей. Правда долго город не продержался. Не прошло и сорока лет, как его поглотил конкурент Копенгаген. Власти рассчитывали на богатых купцов, а получили мелких торговцев и ремесленников. К началу XIX века Кристианхавн был полон трущоб и стал одним из беднейших районов столицы.

Кристианхавн был пронизан каналами. Построенный в голландском духе, он даже получил название Маленький Амстердам. Во время опустошительных пожаров район не пострадал и сохранил свою первоначальную застройку. В двадцатых годах прошлого столетия старую часть Кристианхавна хотели снести и избавиться от нищего жилья, но слегка подзадержались. Глобальные перестройки начались в семидесятых. Речь, конечно, не шла о складских помещениях торговых компаний, морского флота и прочих крупных перевозчиков. Район переделывали в уголок престижного жилья и в мощных домах устроили квартиры либо разместили офисы.

По центру полуострова тянулся проходной канал. Количество яхт, катеров и прочей морской техники позволяли, видимо, судить о состоятельности граждан.

 

 

 

Считалось, что Кристианхавн хорошо сохранился с момента своего основания в XVII веке. Судить об этом было трудно. Мешанина зданий по берегам ни о каком единстве стиля не говорила, но рассматривать оживленный канал было занятно.

Все же гораздо любопытней было разглядывать людей. Непринужденность поведения, простота манер и отсутствие озабоченности говорили о том, что не зря они считали свой город самым комфортным местом в мире. У нас на каждом шагу встречалось надувание щек, а здесь этого не водилось совсем.

У Военно-морского музея истории (Orlogsmuseet) о чем-то спорили молодые люди, но даже отголосков речи с берега не было слышно. 

Начиная с семидесятых прошлого века бывший рабочий район заселила богема. Возможно поэтому жители в первую голову именовали себя кристианхавнцами, а уже потом соглашались на копенгагенцев. Более того, даже войдя во внутренний муниципалитет города, они сохранили в районе собственный местный совет.

Пока я смотрела по сторонам, сзади накопился транспорт. В хвост за теплоходом пристроился наш разудалый сосед по Внутренней гавани. В нудной очереди он потерял свой пиратский дух и в ожидавшей цепочке выглядел волне невинно.

Церковь Спаса (Vor Frelsers Kirke) мы снова увидели издалека. Изящная красавица стоила того, чтобы простоять полстолетия, ожидая шпиля. Ее закладывал в 1682 один архитектор, а заканчивал спустя семьдесят лет другой, придавший ее обличью удивительную изысканность. Наружная лестница даже сейчас выводила человека из обыденности, а уж в прежние времена точно приближала к богу.

Теплоход продвигался вперед, пассажиры болтали, а соседский парнишка совсем заскучал. Оно и понятно, подводная лодка ему больше не грозила, а наблюдение за жителями не представляло для него интереса, в то время как меня разбирало любопытство. Где-то рядом с нашим маршрутом лежала Христиания (Christiania). Этот Свободный город появился в 1971 на территории бывших военных казарм, заброшенных после Второй мировой войны. Время было тяжелое, людям не хватало жилья и кучка бездомных хиппи сломала заборы старой базы, заняв пустующие здания. Самозахваты в городе присходили и раньше, но у этих сквоттеров был свой идеолог, журналист Якоб Лудвигсен (Jacob Ludvigsen), объявивший Христианию землей поселенцев, способных построить самоуправляющееся общество с нуля.

Земля для бомжей и бродяг обладала всеми нужными для быта условиями. Водопровод и электричество имели место быть, к ним прилагалась баня и спортивный зал, вполне пригодный для медитаций и занятий йогой. Оставалось провозгласить общину, где согласно основному уставу каждый нес ответственность за общее благо, сам себя кормил и твердо знал, что всякое моральное и физическое разрушение могло быть предотвращено. Из хитро сформулированного устава явно следовали запреты. Правила, выработанные людьми, запрещали воровство, насилие, огнестрельное оружие, ножи, бронежилеты и тяжелые наркотики. Дух Христиании являл собой немыслимую смесь анархии и коллективизма, приправленную принципами хиппи, но община жила по своим законам, отличным от законов Дании. Правительство пыталось ее выселить, бандиты отнять власть, но ни те, ни другие не справлялись со своими задачами. Христиания сохраняла независимость от государства, даже принимая какие-то компромиссы. И хотя я загодя знала, что студенты, бизнесмены, хиппи, художники и обычные семьи с детьми жили бок о бок, я все равно стремилась углядеть приметы человеческой свободы.

Мои старания завершились наблюдением водной помойки. Это вряд ли относилось к метафизическому облику Христиании.

Набережная очистилась от старых застроек и приобрела современный вид

Даже церковь, носившая нынче имя Кристиана (Christians Kirke), не противоречила окружающим зданиям, хотя и была построена в барочном стиле. Заложила кирху в 1759 году немецкая община на средства лотереи. Король Кристиан VI разрешил проводить розыгрыш для сбора денег. Кристиан IV пустил немцев жить на выселках, а второй дал построить церковь. Так что, как ни кинь, с любой стороны получалась она Кристианской.

Канал выходил во Внутреннюю гавань. Впереди высилось что-то малопонятное

После узкого и тесного канала гавань казалась огромной.

Наружный берег Кристианхавна считался местом шикарной застройки. Блеск и модерн, возвышавшийся сзади, принадлежал крупнейшей банковской корпорации Северной Европы и являлся штаб-квартирой датского отделения финансовой группы Нордеа (Nordea Bank), имевший головной офис в Стокгольме. Швеция, Финляндия, Дания и Норвегия составляли основу компании. Лет десять назад к ним примкнули поляки, прибалтийцы и россияне. В банковской жизни мира они занимали 32 место и обслуживали 19 стран. Так что удивляться не приходилось.

А вот роскошное здание напротив было ни чем иным, как Королевской библиотекой Дании (Det Kongelige Bibliotek), одним из крупнейших фондов в Скандинавии и мире. Первая библиотека для нужд короля появилась в середине XVII века. Публичный доступ к собраниям открыли в 1793 году. В начале прошлого века она занимала уже четыре здания. Три находились при Копенгагенском университете, главный же корпус располагался на Слотсхольмене недалеко от Кристиансборга, вместилища верховной власти. Новое здание, получившее имя Черный бриллиант, пристроили к старому корпусу в 1999. Помимо фондов гордый исполин вмещал еще и концертный зал.

На мой взгляд, массивный корпус входил в конфликт с окружающей застройкой. Хотелось, как в анекдоте, и ром отдельно, и бабу отдельно, жаль только, что принцип единства не считался в городе ценностью. На берегу острова расположили площадь Сёрена Кьеркегора (Søren Kierkegaards Plads), одного из немногих известных мне датчан. Религиозный экзистенциалист являлся знаковой фигурой в мировой философии. На площадь выходил арсенал времен Кристиана IV и пивоварня из его же хозяйства. Здания строили в самом начале XVII века как оборонные сооружения, но с освоением Кристианхавна надобность в них отпала и угловой бастион быстро переделали в пивоварню. Строитель-монарх был страстным коллекционером. Он собирал оружие и держал при себе ценные образцы. В XX веке на базе арсенала открыли Музей военной истории и оружия (Tøjhusmuseet), в народе его называли Тёйхус. Арсенал лепился к Черному бриллианту и прятался сзади, зато пивоварня была хорошо видна.

Теплоход наискось пересек гавань и нырнул в канал, огибавший Слотсхольмен. Напротив пивоварни шла активная стройка. В Копенгагене был список охраняемых зданий и занималось этим полезным делом Агенство наследия (Kulturarvsstyrelsen), но та прыткость, с которой они перекраивали облик города, наводила на мысль, что пару лет спустя узнать столицу Дании будет невозможно. Радоваться этому факту или огорчаться, было не слишком понятно. В нашем Санкт-Петербурге я бы этого не хотела.

На краю философской площади стояла современная скульптура. Автором проекта была модная в Дании художница Элизабет Турбо (Elisabeth Toubro). Принадлежала она к группе Крутых мастеров, произведения которых публика толковала, как хотела, в соответствии со своими аллюзиями. Называлась композиция Byfraktal, что-то вроде Уличная одежда города. Одежда эта мне очень нравилась, по крайней мере, намного больше, чем Паук Луизы Буржуа, озадачивший меня в Луизиане и растиражированный по всему миру. Впрочем, и место было вполне подходящим. Экзистенциализм, основанный на чувстве и силе эмоции, требовал размаха фантазии.

Пивоварня Кристиана IV появилась в 1608 году в помещениях бастиона замка, тогда же и упраздненного за ненадобностью. Правда полвека спустя во время штурма шведов на Копенгаген она возродила свою оборонную сущность. С ее стен защищали город в период осады. Полтора века в ней варили пиво, но потом случился пожар, разрушивший все хозяйство. Здание восстановили и стали использовать в качестве склада, позже оно отошло музею Тёйхус.

Мы шли по Фредериксхолмс каналу (Frederiksholms) к окончательной точке маршрута. Канал был прорыт в 1681 году на месте старого рва, служившего для обороны королевского замка и флота, швартованного на острове. С одной стороны канала стоял замок, с другой хранили строительные материалы. Корабли доставляли груз и сгружали прямо у складов. Все хранилища были окрашены желтым цветом, имели белые оконные рамы, красные черепичные крыши и зеленые ворота. Самое старое из зданий было построено в 1740 году. Теперь в нем заседала Международная федерация по жилищному строительству и планированию.

Дома, стоявшие на берегах, входили в список Агенства наследия. Да и плавучие средства можно было считать достопримечательностями. На причале стояли крупные лодки-дома. Один заметный плавучий маяк Lightvessel №11 был пришвартован к берегу и принадлежал местному художнику. Говорят, первыми додумались освещать море древние римляне, но в обозримом прошлом суда-светильники появились в 1732 году в Англии, однако наш экземпляр был помоложе. Его построили в 1878 и прежде, чем перейти в частные руки, он прослужил почти сто лет на флоте. Мы уже видели подобное чудо на Нюхавне, хотя и не знали, что тамошний Lightvessel №17 состоял на учете в Национальном музее и принимал посетителей для осмотра, в то время как этот служил для жилья.

Лодки-дома, баржи-кафе, низкие арки мостов, под которыми нас заставляли сидеть, запрещая вставать, все было до боли знакомо, хотя и по-прежнему оставалось чужим.

 

В Кристиансборге нынче заседал парламент, однако остров Слотсхольмен все равно виделся, как королевский. Роскошный Мраморный мост вел в Мраморные ворота, сохранившиеся от самого первого дворца. Раньше здесь находился главный вход ко двору и помпезные павильоны были украшены медальонами и скульптурой.

Канал упирался в Гаммел Странд, по которой утром мы добирались до теплохода. Разноцветный строй домов веселил глаз и сулил близкий конец прогулки.

Водная экскурсия завершилась. Времени у нас оставалось немного. Нужно было возвращаться к арендованному жилью, складывать вещи и перебираться в Мальмё. Самолет отбывал в 9 вечера, так что неспешных прогулок или посиделок в кафе нам судьба не обещала. Да разве она сулила кому-нибудь каких-то благ? Спасибо, что дала возможность оказаться в Дании. Последний взгляд на Кристиансборг стал прощальным. Впрочем, никаким другим он быть и не мог.

Центр Копенгагена был совсем маленьким. От набережной до вокзала вряд ли набегало больше двух километров. Епископ Абсалон посмотрел нам вслед, мы раскланялись с основателем города и пошли наугад, придерживаясь нужного направления. Ноги вели сами и выводили в знакомые места.

Прогулка на теплоходе уложила весь Копенгаген у меня в голове. Порт был основой города, его исторической сущностью и главным идеологом. Цена риска, связанного с морем, стирала недочеты внешнего вида столицы, зато ставила во главу угла интересы человека. В V веке даны захватили острова и поселились на клочках земли посреди воды. Многие из них промышляли на море. Мирный ты человек или злодей, но от бурной волны в кустах не спрячешься, среди моря каждый миг жизни зависит от собственного выбора. Личная ответственность впитывалась у датчан с молоком матери. Верить или нет, но даже в наших краях новгородцы и псковитяне, кормившиеся у больших вод, отличались от жителей средней России вольностью духа и независимостью суждений. Ежедневная практика принимать решения не давала им права сваливать выводы на других лиц и при ответе на любой вопрос советовать делать, как все. Наше коллективное бессознательное, которым мы так гордились, призывало именно к соглашательству. Бессознательное взяло верх и люди двигались разными путями, чтобы получить итог, к которому прямиком тащила история. Их разводил индивидуализм, нас направляло имперское сознание, где сущность определялась догматом власти, идеология правом на диктат и нормой единомыслия, образцы подражания интересами государства, а личности человека отводилось мало места. Казалось бы, банальное рассуждение не стоило внимания, но человеческая значимость ценилась у них выше обобщенных примет всесилия власти и город строился для удобства людей, без учета любых концепций гармонии внешнего вида. Принимать или нет такую позицию, было делом датчан, но как ни крути, не стоило забывать, что за этим подходом таился свой порядок управления государством. А удобств для граждан было выше крыши.

На Ратушной площади по-прежнему царил праздник. Пикантные девушки плевать хотели на молчание доисторических лур и бдительность трубачей.

 

В милой соседской близости заезжие гуру учили местных жителей заморскому веселью и медитативному спокойствию. Публичное место требовало разнообразия.

И все же мое имперское сознание плохо мирилось с достижениями политических установок власти в вопросах ландшафта города. Зеркальный дом на площади с очевидным намеком на старость был совершенно не к месту.

От вокзала автобус шел к нашему арендному жилью. Еще накануне в Мальмё мы купили билеты в Копенгаген, включавшие суточную оплату транспорта двух городов. Мы надеялись проскочить проезд до дома бесплатно, хотя билет был.уже на пределе времени

Всё Эресуннское кольцо входило в единый транспортный узел, предлагавший массу скидок при оплате услуг. Проезд детей стоил меньше при наличии сопутствующих взрослых, семейная пара получала дешевый тариф. Брачного свидетельства ни у кого не спрашивали и кто-то рассказывал, что местные граждане не собирались попарно по произволу для оплаты проезда, а честно кидали денежку в зев автомата. Нашим туристы такие банальности были чужды, но правила стоило знать и уметь ими пользоваться. Кассиры билетов не продавали, шоферы наличку не брали и одолеть банкомат в Швеции нам помогла Ира, иначе было не справиться.

Суточное время истекало, а вместе с ним и наш даровой проезд. Напротив вокзала крутилось сногсшибательное колесо Тиволи, отвлекая от экономических забот. Водитель в автобусе билеты даже не смотрел. Мы добрались без проблем, хотя и считалось, что главный враг безбилетника вовсе не шофер, а контролер. Они, говорят, лютовали и штрафовали на безумные деньги.

Дом оказался пустой, хозяйка отсутствовала. Вещи уже были собраны и мы пили чай, испытывая беспокойство, когда в квартиру влетела Лана. Она задержалась в книжном магазине и держала в руках Михаила Булгакова. Английский перевод Мастера и Маргариты явно вызывал у нее восторг. Оригинал романа она читать не могла. Что тут скажешь? Нам, бывшим жителям Советского Союза, приходилось с усилием принимать мысль, что эстонка знала английский много лучше русского. Тепло попрощавшись, мы тронулись в путь. Самолет стартовал из Швеции. Аэропорт в Мальмё поражал безлюдием. Пассажиров видно не было. Рейс в Жирону Алексей выбирал по дешевизне. Оттуда за полчаса до Барселоны доходил поезд. Компания Ryanair связывала мелкие города, избегала крупных и взимала скромные тарифы, за исключением багажа. На пассажира полагалась одна небольшая сумка ручной клади, причем любые добавки, даже в виде фотоаппарата, считались отдельным местом и шли за приличную доплату. Я стояла у регистрационной стойки и паковала вещи. Дело оказалось нелегким, все время лезла какая-то мелочь. Служащий глянул на меня с ухмылкой и спросил, что же задерживало нас от посадки. Кивнув на сумку, я услышала упоительный ответ. Он сказал, что экипаж не будет возражать против груза. Мы покидали Швецию в состоянии эйфории. Попытка сэкономить на проезде грозила обернуться изрядными расходами и сильно наказать за жмотничество. Все неоплаченное загодя, взималось в аэропорту в многократном размере. Удача избежать собственной глупости придавала нам сил и вызывала ликование. Впереди нас ждала Барселона.