В раннем детстве Летний сад всегда был связан с радостью. Жили мы в центре и воскресные походы в зеленый музей воспринимались как подарок. В школьные и студенческие годы сад превратился в место для прогулок, потом забылся и исчез в жизненной суете, но с рождением ребенка возник снова. Находился он довольно близко от дома и блуждание вокруг стоящих среди аллей статуй стало привычкой домашнего обихода. Чего нельзя было у парка отнять, так это общего философского настроя. Приводил он в порядок единство мыслей, утешал лихорадку чувств и возвышал человека до равенства с природой. В угаре перестройки все чувственные мудрствования отошли на задний план и переделку Летнего я осознала лишь тогда, когда его закрыли на реконструкцию. Летом 2012 работы завершились и пришла пора выяснить, что в итоге получилось.

Перед осмотром мы с приятельницей решили заглянуть в Михайловский сад. Нетронутый парк сохранил свой привычный вид и радовал глаз вольным простором. Свободы этой просто следовало набраться, чтобы было о чем вспоминать, оглядывая Летний сад, собранный трудами реставраторов в регулярном стиле XVIII века для соблюдения исторической правды и в честь памяти Петра I. Опирались они в проекте на архивные материалы и археологические находки, восстановили парадную резиденцию царя и после 3-х летней реконструкции открыли Летний для посетителей. Два сада, лежавших друг против друга, были выдержаны в разных стилях и сравнить их не составляло труда.

Вход в Летний был объявлен бесплатным, но грядущий свободный доступ вызывал безусловные сомнения. Пара двойных турникетов на вход и выход, заграждавшая площадку лента и смотрители на фоне указателя явно намекали на кассу.

Пруд был обнесен забором. Не видать больше лебедям корма от детей. Забор не табличка, мимо не проскочишь!

Обширная площадка на главной аллее лежала восьмиконечной звездой. Моя приятельница заметила, что согласно принципам фен шуй ее пространственный рисунок вряд ли способствовал умиротворению. Про даосскую практику я ничего не знала, но натиск агрессии и вправду витал в воздухе. Углы, норовясь кольнуть в бок, торчали нахально. Площадка вызывала недоумение – пустая, никчемная, будто забытая кем-то шестеренка не попала в схему сложной конструкции, а валялась на дороге без дела. В ней было что-то механистическое и человек внутри чувствовал себя неуютно.

Практически все газоны, в соответствии с приемами садово-паркового искусства XVIII века, были забраны решетками выше человеческого роста. Печалило то, что пропала вся прозрачность сада. Раньше он просматривался насквозь, а теперь стал похож на перегороженную клетку. Исчезла перспектива обзора, в глаза били загородки из штакетника, лишь поверху едва проглядывало небо.

 

В просветах между решетками можно было углядеть старые павильоны. Администрация обитала нынче в «Кофейном домике».

В центре сада появился новый павильон под названием «Малая оранжерея».

Оранжерея, собственно, была во дворе, куда пускали только экскурсию.

 

В самом павильоне располагалась кофейня или, точнее, закусочная. Народ во всю уплетал макароны, что не слишком вязалось с изящным словом кофейня. К новшествам убранства сада относились и кабинеты, носившие имя боскет.

Боскет, говорят, является очень модной фишкой в дизайне нынешних усадеб. Еще бы не так – ведь это замкнутое пространство, окруженное по периметру зелеными стенами из деревьев. Парадиз для релаксации, да и со стороны ничего не видно. Один из таких боскетов перекрестком уводил коридоры далеко вглубь, где располагались места уединения. Кто-то из посетителей ехидно заметил, что подобные тайные уголки как нельзя лучше подходили для плотской любви, не говоря уже об убийствах.

Наконец, мы добрались и до скульптур, выставленных на парадной аллее. Вместо прежних статуй теперь на пленере стояли их копии.

Оригиналы выдержали триста лет под открытым небом. Каррарский мрамор постарел от времени, безбашенные посетители грешили вандализмом и без ремонта было не обойтись. Статуи переместили на музейное хранение в залы Инженерного замка, а в саду на отреставрированных гранитных пьедесталах установили копии, выполненные из мраморной крошки. Справедливости ради надо сказать, что за короткий срок скульптура обветрилась и глаза не резала.

 

Аллея выводила на площадку, где был воссоздан один из утраченных фонтанов.

Первые фонтаны России появились в Летнем саду. Паровая машина качала воду из болотистой речки Безымянный Ерик и запускала в действие затейливые водометы. За Ериком закрепилось имя Фонтанной реки, а затем и просто Фонтанки.  Во время наводнения 1777 года водное хозяйство было разрушено, фонтаны погибли и восстанавливать их никто не стал. Теперь согласно старым чертежам решили наладить систему водоснабжения и запустить все заново. Новоиспеченный фонтан «Пирамида» не заматерел еще от времени, хотя в будущем мог стать красивым.

 

Ну а дальше началась зона восстановленных боскетов. Большинство из них погибло во время приснопамятного наводнения. Еще в середине XVIII века сад потерял свою узко-придворную принадлежность. Императрица Елизавета Петровна открыла воскресный доступ на территорию парка публике низших классов, после наводнения прекратилось активное строительство, к концу века были разобраны «Садовые затеи» и началась фаза поддержания. Формирование парка носило частично случайный характер, даже проекты Леблона и Растрелли не сумели свести его планировку к идеальному образцу единого и всеобъемлющего регулярного сада. Природные катаклизмы и время обкатали все наслоения и придали парку художественную цельность, от которой общество решило отказаться в честь памяти великого царя. С именем Петра I в парке появились боскеты. Концепций реконструкции Летнего было как минимум три, но все они исключали строительство боскета «Птичий двор», непостижимым образом возникшего на парковой территории. Внутри павильона располагалась выставка археологических находок, вверху крутился флигель и место участок с оградой занимал немалое.

Основание погибшего от наводнения боскета «Менажерийный пруд» раскопали археологи, на этом месте и возвели петровскую затею. К беседке на островке ходили лодки. Вокруг ограды нынешних зрителей не пускали, им выделили смотровую площадка у входа, дальше ни-ни, прогулок не предусматривалось. Игрушечный прикид боскета напоминал ярмарку для дураков. Было грустно.

 

Следующим пунктом программы стал памятник Крылову. Свой снимок не получился, так что пришлось залезть в интернет. Загородка вокруг памятника называлась «Французский боскет». Все шло как-то вкривь и вкось – чувство зоопарка не отступало. Загнали в загон и показали монумент. Никак не ложилась мне эта проектная эстетика. Горечь обиды возрастала. Разводили меня, ох разводили!

Панорама аллей Летнего сада по чести соперничала с избытком боскетов. Возведенные строения, примыкавшие к ним площадки, ограды и решетки просто убивали желание гулять.

Раздражение нарастало. Клетка, она и была клеткой.

По огороженной с двух сторон траншее мы выбирались к открытому пространству. Петляние по крытым аллеям тяготило дух и наводило тоску. Небольшой по сути сад казался огромным лабиринтом. Наконец, мы вышли наружу. Партер уже дышал французским стилем, где все служило во славу дворцов и их обитателей. Фонтан «Коронный» считался самым нарядным в убранстве сада.

 

Французский партер доконал все мои представления о садово-парковой идеологии. Сам по себе газон, выдернутый из общей разметки парка, был выдержан вполне в регулярном стиле, но расположение партера в самом углу Летнего и где-то сбоку от густых зарослей ставило в тупик. Не паноптикум же типовых образцов собирали мастера-реконструкторы на территории комплекса, позабыв о закладке геометрически правильных форм дизайна, включавших симметричные и регулярные композиции генерального плана в целом. А уж какая тут симметричность и регулярность, если с одной стороны сада газон, а с другой цепочка укрытых лесом боскетов. Вместо единой пространственной концепции мы вынуждены были наблюдать регулярность кусочно-планового типа с претензией на историческую сущность. Лучше было сосредоточиться на частностях и рассмотреть французский партер во всей его полноте от края и до края.

Единственный зеленый уголок, при всем своем штакетнике напоминавший старый Летний сад, лежал у Лебяжьей канавки.

Мы уходили с унылым пониманием, что город потерял свою жемчужину, согласным образом служившую и духу города и глубинной сущности человека, а получил туристическое клише сомнительных достопримечательностей. Как не знать, что умерший артефакт построить заново нельзя? Его хранит тайна пространства и времени, которых в новом экземпляре не будет. Новодел, он и есть новодел, сколько денег в него ни вложи, не считая тех, что спрятал в карман. Реконструкция не добавила  Летнему  исторической самости, она его просто выхолостила и заковала в каркас, лишив наивной чистоты и непосредственности. Заключенные в клетку редко вызывают доверие. Магия очарования живого сада, сильно гревшая и ободрявшая потаенную человеческую сущность, разбилась о штакетник и растворилась в суете тщеславия невесть кого. Трудно сказать, тщеславие или алчность были причиной лихих переделок, но старшему поколению помпезный вид парадной экспозиции Петербурга вряд ли мог понравиться. В нем не было уюта, привычного бывшим почитателям. Новый облик вызывающе кричал о своей исключительности в то время, как на ум приходила мысль, что выглядел он жалко. Избыточность декоративных форм загромождала сад, нарушала равновесие и единство и полностью лишала простора. Сад был похож на тюремную ловушку для крысы. Отпустило только на Мойке.

Утраченное безвозвратно сохраняется лишь на фотографиях. Так выглядел сад, пока не пропал.

Не приходило мне в голову фотографировать Летний в прежние времена. Ходила, гуляла, заглядывала на выставки, но никогда не брала туда фотоаппарат. Спасибо тем, кто сделал снимки вовремя. Их стараниями мы поправляем нашу память.