Паром, шедший рейсом Хельсинки – Стокгольм, делал остановку в Мариехамне, столице Аландских островов, входивших в состав Финляндии на правах автономного региона. Архипелаг отделял Ботнический залив от Балтийского моря, включал чуть менее семи тысяч островов и был желанной пристанью для мореплавателей. Вначале он входил провинцией в Шведскую империю, во время войн захватывался русскими, был присоединен к Финляндии и отошел к России в 1809 году. Статус демилитаризованной зоны архипелаг получил в середине XIX века по окончании Крымской войны. После отделения Финляндии от России местные жители тут же попытались вернуться обратно в Швецию, призвав на острова войска соседей. Лига Наций отказала шведским финнам в их намерении к воссоединению и оставила Аланды у Финляндии на условиях широкой автономии. Единственным официальным языком на островах стал шведский, появилось местное гражданство, свой парламент и собственный флаг, сильно похожий на шведский, введены почтовые марки. Жил теперь архипелаг по финскому времени, пользовал финский телефонный код, однако имел свой интернет-домен. Очень хотелось посмотреть на это чудо особого статуса. Стоял конец июля, в Мариехамн паром прибывал в 4:30 местного времени и белых ночей там никто не отменял. Трудность состояла лишь в том, чтобы проснуться к сроку, тем более, что предыдущий день свалил нас без сил намертво. 
Но бодрящая сила, это дух любопытства! Она и вздернула меня посреди ночи. Григорий беспробудно спал и я в одиночку устремилась наверх. Миновав пустые этажи, я выскочила на открытую палубу. Кругом стояла непроглядная тьма. Под ногами хлюпала вода, светились сигнальные огоньки, но дальше простиралась мгла и царило безмолвие. Море и небо исчезли. Судно, с молчащим двигателем, висело в черной, поглотившей все дыре. В голове промелькнуло, что надо срочно проснуться, иначе конец света – вот он, под рукой. Встречай его в полном одиночестве!
Холодок озноба унялся, когда, наконец, дошло, что вокруг лежал непроницаемый туман. Извести морок следовало немедленно и, подавив животный страх, я полезла на верхнюю палубу, откуда открывался обзор по обе стороны парома. Мы стояли у причала, прижавшись к небольшому судну, на котором проводился ремонт. Магия обмана кончилась. Аландские острова закрывали свой особый статус глухой завесой тумана. Пора была возвращаться спать.
Наутро мы уже плыли между островов Балтийского моря к озеру Меларен, на берегах которого располагался Стокгольм.
Согласно преданиям озеро Меларен появилось во времена мифического шведского конунга Гюльви, о котором рассказывали саги. К местному правителю пришли германо-скандинавские боги асы и ваны, когда надумали селиться среди людей. Возглавлял депутацию Великий Один – мудрец, шаман, знаток рун и саг, а заодно бог войны, повелитель побед, отец и предводитель асов. Гюльви их принял радушно, за что тут же и поплатился. Богиня Гевьон уговорила правителя дать ей столько земли, сколько смогут вспахать четыре быка за один день и одну ночь. В быков она превратила своих сыновей из страны гигантов и за сутки ребята выкорчевали и перенесли в сторону Дании достаточно земли, чтоб насыпать остров Зеландия, на котором и поселилась богиня. Гюльви поспешил уступить власть Одину, а на месте котлована возникло озеро Меларен. Впрочем, протока, по которой мы шли, казалось тоже была проложена с каким-то тайным умыслом. Череда островов, бухт, заливов и проливов позволяла затеряться в них кому угодно.
Да, собственно, так оно и было. После схода ледников в Скандинавии появилось население собирателей и охотников. Их многие относили к саамам. Постепенно жителей стали вытеснять древние германцы. В I тысячелетии до нашей эры они принесли с юга металлургию железа и руническую письменность.
Великое переселение народов, охватившее Европу и Азию, привело к тому, что к VI веку нашей эры датчане занимали Ютландию, архипелаг островов и Сконе, южную оконечность Скандинавского полуострова, а два крупных шведских племени образовали территории – Гёталанд и Свеаланд. Гёты жили возле озер Венерн и Веттерн, свеи селились севернее, около озера Меларен. Состояли области из мелких конунгств, но по преданиям соседствовали мирно и для жертвоприношений и советов вожди всех племен сходились во «Дворе богов» в Упсале. Согласно тем же сагам, упсальцы раньше других приросли землями и богатством и тамошний конунг Ингьяльд Коварный подчинил себе местные племена, объединив их владения в шведское государство. Историки относили это событие к 700 году нашей эры. Родовой строй распадался не только у шведов. По всей Балтике земля была разделена, по наследству доставалась старшим сыновьям. Младшим детям приходилось промышлять на стороне.
Безземельным крестьянам ничего не оставалось, как искать удачи в походах, подряжаться на службу к знати, купцам или просто разбойничать на большой дороге. Грабить во все времена было легче, чем работать. Скудная земля плохо кормила и в конце VIII века Балтика получила викингов – отличных мореходов, наводивших страх на всех окружающих.
Называли их по-разному – викингами, варягами, норманнами, но суть и род занятий у них оставался один. Были они свободными воинами, ходившими то в наемники, то на разбой. Христианство пришло в Скандинавию на рубеже IX – Х веков, так что до поры до времени были они, в основном, язычниками. Это, впрочем, не имело никакого значения. Эпоха викингов завершилась в середине XI века. Следом за ней начались крестовые походы и вся неприкаянная человеческая рать нашла себе лучшее применение под флагами христианства за пределами Европы .
Надо сказать, что выбор вольной жизни отнюдь не всегда был вынужденным. На поиски богатства и приключений стремились часто и по склону души. Отпрыск королевского дома, внук родоначальника непрерывной датской монархии Горма Старого, сколотил на разбое изрядное состояние. Да и прочие коронованные властители Прибалтики не отказывали себе в слабости снаряжать эскадры и пользоваться пиратским промыслом.
А что говорить про нашего Рюрика? Если верить ряду исследователей, хотя далеко не все разделяли подобную версию или не считали его историческим персонажем, то покуролесил он не мало по странам Европы и Африки. Он считался одним из самых прославленных и удачливых варяжских вождей. Приходился Рюрик внуком новгородскому князю Гостомыслу от дочери, выданной замуж за князя балтийских славян. Во время войны датский конунг разорил племя и повесил отца мальчика. Сирот и изгоев на Балтике прямой путь вел в варяги, так что искать удачу его принудили обстоятельства. Вспомнили о нем в Новгороде, когда Гостомысл лежал на смертном одре. Оставлять княжество было некому. Четырех сыновей потерял старик в боях. Править Рюрик согласился и порядки свои навел без проволочек. Вечевой уклад отменил, подавлением унял демократию и стал править единолично.
Примерно так я думала, глядя на изобилие фиордов, бухт, проливов и островов, мимо которых шел паром. Лучшего укрытия пиратским базам трудно было сыскать. Солнце, на мгновение мелькнувшее среди туч, сразу же затянулось хмарью.
Между шведами и датчанами постоянно шли распри. Согласно сагам Ингьяльда Коварного победил датский сосед Ивар Широкие Объятья, правивший в то время в Сконе. Он отнял земли и присоединил их к своим владениям. По преданиям все конунги вели свой род от скандинавских богов. Общественный сход – у скандинавов он назывался тингом – выбирал того или иного кандидата среди достойных. Любой конунг боролся за свои права и очередной ход был за шведами. В результате, земли, по которым мы плыли, поочередно принадлежали то Дании, то Швеции.
Пока скандинавы противились и тягались друг с другом, под боком креп внешний противник. Немцы набирали силу. Они создавали торговые союзы, диктовали собственные правила и пытались влиять на политику. Местная знать, недовольная положением дел, решила сменить власть и собрать унию из трех королевств под началом датской королевы Маргариты, женщины умной и предусмотрительной. Дания, Швеция и Норвегия подписали Кальмарскую Унию в ущерб суверенитету, чтобы иметь единую власть и бороться с иноземным врагом сообща.
По условиям Унии страны сохраняли свою автономию, но признавали единого короля. При Маргарите, начиная с 1397, все шло замечательно, однако позднее появился разброд, конкуренция и недовольство. Датские власти надумали завершить разногласия кровавой расправой над оппонентами. Шведский дворянин Густав Васа, потерявший отца во время показательной казни, возглавил восстание против датчан, вытеснил их из Швеции и 6 июня 1523 года был избран королем. С тех пор мореходная Швеция приобрела независимость. Раньше король получал титул в Упсале на лугу Мура у священного камня, на котором давал клятву избравшему его тингу. Густав надеяться на удачу не стал и позаботился о своих потомках. Он сделал монархию наследственным предприятием в 1541 году.
Сначала 6 июня отмечали как День шведского флага, но в 1983 наследник древнего тинга нынешний парламент Риксдаг заменил номинацию и теперь празднуют Национальный день страны. Недаром все рассказы о Швеции начинаются с Густава Васы.
Утро, тем временем, входило в силу. Где-то сзади клубился туман, но здесь уже вовсю проглядывало солнце. Пассажиров на палубе было мало. Народ толпился в фойе и ждал завтрака. Давали его в восемь утра и двери кафе были еще закрыты.
Проток, по которому мы плыли, потерял простор залива и стал напоминать реку, издавна заселенную людьми. На маршруте мы были не одни, впереди шел какой-то паром. Водный путь в глубь Швеции был хорошо освоен еще в древности. Викинги и купцы знали дорогу в путанице шхер. Добрались сюда по извилистым проливам и новгородцы. Между ними и шведами давно велась борьба за карельские земли, да и берега Волхова являлись предметом спора. Теперь целью похода славян была Сигтуна – важнейший торговый и религиозный центр Швеции, создание которого историки относили к X веку нашей эры, а саги и предания к делам Великого Одина. Новгородцы захватили Сигтуну в 1187 и погуляли вовсю. Город порушили, убили архиепископа и похитили, говорят, бронзовые церковные ворота, которыми позже украсили Софийский собор. Наши летописи об этом факте умалчивали, зато западные источники беззастенчиво утверждали, что сделали это карелы и русские.
Защищать страну от вражеских нападений и морских разбоев шведам нужно было непременно. Поэтому в том же году на берегах острова Стадсхольмен, лежавшего на слиянии пролива от Балтийского моря и озера Меларен, начали строить укрепления. Небольшой клочок земли запирал сквозной проход в озеро и открывал прекрасный обзор окружающей водной глади. Ходила, правда, легенда, что остров был указан свыше, дескать жители Сигтуны, оплакав потери, собрали остатки сокровищ, спрятали их в сердцевину дуба и спустили дерево в воду. Течение прибило бревно к островку, указав тем самым, где быть новому городу. Знамение это закрепили названием: «stock» значило «бревно», «holme»-«остров». Верить легенде или нет, но в 1252 шведский регент Ярл Биргер начал строить на острове замок и спустя семьдесят лет на месте прежней рыбацкой деревушки уже стоял город с богатой торговой практикой и немалым населением. С воцарением Густава Васы стокгольмский замок превратился в королевскую резиденцию, а остров был обнесен крепостной стеной. Город развивался и прирастал пригородами, хотя столицей его сделали лишь в 1634 году. Ну а то, что шведы тяготели к укреплениям, говорили даже берега протока. После Суоменлинны глаза отмечали все детали бастионов. Бог знает, что там находилось внутри. Кто-то говорил, что форт перекрывал фарватер пролива и служил для сбора налога с товарных судов, кто-то называл его «морскими воротами Стокгольма», но возраст строений казался немалым. Стены стояли старые, даже пушка была вынесена наружу.
За изгибом берега русло расширилось и стало ясно, что парад защиты был не напрасным. Вереница паромов везла несметную уйму туристов, нуждавшихся в деликатном предупреждении. Пушка для этого вполне подходила.
Судя по тому, что пассажиры стали выбираться наружу, откладывать поход в кафе не стоило. Очередь, скорей всего, рассосалась. Пора было завтракать.
Стыдно сказать, но «шведский стол», в смысле раздачи, я видела впервые. Блестящие сияющие прилавки ломились от еды. VIKING LINE шел из Хельсинки и я решила, что кормить нас будут национальной кухней. Хотелось взять все виды блюд, чтобы попробовать, каково оно будет на вкус. Кроме того, присутствовал еще и коммерческий интерес. Насытившись до полного не могу, удалось бы дотянуть с едой до вечера, не отвлекаясь на закуски днем. Я брала все подряд, пока в тарелке оставалось место. Никакой радости дегустация мне не доставила. Желанной специфики или особого вкуса в еде не было. А вот собственная глупость перла во весь рост. С меркантильной точки зрения мои европейские соседи ничем от меня не отличались. Они явно заправлялись на весь день, но, ковыряясь в горе на своей тарелке, я с завистью наблюдала, как они вставали и приносили то пятую, то шестую порцию на чистой посуде и выглядели при этом пристойно, чего никак нельзя было сказать обо мне. Я давилась и ругалась, потому что страх «хватать, пока не отняли» подавил здравый смысл, а оставлять недоеденное было стыдно. Наконец, завтрак закончился и можно было возвращаться наверх.
На часах было далеко за девять. По всем приметам мы уже подходили к городу.
В Стокгольме с утра у нас были дела. Квартиру на две ночи мы заказали из Питера, туристическую карту Stoсkholm card для поездок на транспорте и походов по музеям оплатили в интернете. Нужно было забрать карту в туристической компании и заселиться в квартиру, чтобы обеспечить себе полную свободу дальнейших действий. Городской транспорт к терминалу не ходил, но к парому подавали транзитный автобус, на котором можно было добраться до центра. Складывалось все удачно. Ничто не мешало стоять наверху и спокойно смотреть вокруг.
Солнце уже грело во всю. От тумана и сырости не осталось и следа.
Старый город – Гамла стан, занимавший Стадсхольмен, был виден издалека. Деревянный замок, построенный Биргером, сгорел в XVII веке, его заменил нынешний Королевский дворец. Крепость разобрали за ненадобностью, деловым центром города остров больше не являлся из-за нехватки места. Теперь район, заполненный музеями, кафе и сувенирными лавками, стал туристической Меккой Стокгольма и его визитной карточкой.
Недостаток пространства сказывался и в средние века. Вновь прибывшие жители занимали ближайшие к острову пригороды. На материке в северном Норрмальме селился состоятельный народ, а простой люд решением короля был изгнан на южный остров Сёдермальм еще в XV веке. Здесь, на скалистых и обрывистых склонах возделывали поля, разводили скот, торговали лошадьми и прочей парнокопытной живностью. На острове селились извозчики, останавливались на постой погонщики с товаром из южных провинций страны, жили рабочие и была расположена гавань для выхода в Балтийское море. Вот и сейчас паром шел вдоль Сёдермальма, приближаясь к конечной точке маршрута. Правда теперь берега острова не отдавали запущенностью, они выглядели, куда как фешенебельно.
Понять, кто и как живет в Швеции, вряд ли решился бы даже смелый. Дворец, возвышавшийся над берегом, был ни чем иным, как домом для престарелых, причем заправляла им некоммерческая больница, ведшая свой род от Густава Васы, когда в 1551 он завел лечебницу для бедных и разместил ее в местечке Danvik на Сёдермальме. Средства вложил в предприятие собственные, но потом создал имперский фонд, который впоследствии поддерживала церковь, особы королевских кровей, а позже и губернатор округа. Когда старая больница совсем обветшала и стала рушиться, построили новое здание. Дело происходило в 1915, так что провели в замке канализацию, подвели холодную и горячую воду, подключили электричество, дали отопление, оснастили лифтами и столовыми. Появилось у здания и имя. Назвали его Danvikshem. Эффект был оглушительный. Люди завидовали, а газеты писали о роскоши и богатстве. Со временем страсти поутихли и все это великолепие, естественным образом, перешло в социальную защиту. Один вопрос не давал мне покоя. Содержание постояльца, не включая дополнительного лечения и прочих услуг, стоило в месяц 5 000 шведских крон. Статистики говорили, что без вычета налога в размере 30-40%, уборщицы, официанты, воспитатели детского сада получали до 19 000 крон ежемесячно, продавцы, механики, плотники, учителя школ до 26 000, журналисты, инженеры, преподаватели вузов до 35 000 крон. Мое ядовитое сознание спрашивало, где же они брали своих состоятельных престарелых, если жилье в Швеции всегда стоило дорого, а продукты и вещи кусались, и куда девались те бедняки, которых они поддерживали. Впрочем, все эти мелочи не отменяли величия замка.
О популярности Сёдермальма говорила и развитая инфраструктура публичных объектов. Рядом с телебашней высилась Глобен-Арена, самое большое шарообразное здание в мире, которое и называли Шаром Эрикссона. Спортивные матчи и рок-концерты были тут обычным делом, а вот аттракцион «Вид с неба» точно сносил крышу, ведь обзор с верхушки купола почти равнял человека с птицей. В каком-либо захолустье таких захватывающих представлений делать не стали бы.
Стокгольм стоял на воде и оторвать глаз от него было невозможно.
Странные вещи творились вокруг. Строительное производство, а может быть и просто док на другой стороне залива внезапно напомнил детский конструктор. Откуда взялось такое щемящее до боли чувство? От неожиданно ярких красок или укола от немыслимой, несовместимой с производством чистоты? И впрямь, как много было бы смешно, когда бы не было так грустно…
Чуть дальше «конструктора» выглядывал Юргорден – остров музеев и развлечений. В глаза бросались вышки Луна-парка. Грёна Лунд (Gröna Lund), так он назывался по-шведски, был открыт в 1883 году. С тех пор, сохраняя прежний ассортимент, коллекцию пополняли новыми аттракционами. Ходил слух, что допотопные цепные карусели сильно заводили народ, не меньше, чем американские горки новейших технологий.
Следом за вышками показался странный деревянный корпус. Это был музей корабля «Васа», единственного сохранившегося до наших дней парусника XVII века, история которого получилась воистину трагикомической. Флагман шведского флота, оснащенный пушками и ядрами, затонул в двух верстах от гавани, едва выйдя в море. Бронзовые пушки современникам удалось достать, но судно оставили гнить и забыли о нем на три века.. Вспомнил парусник шведский инженер, специалист по военно-морской истории. Пять лет он в частном порядке искал утопленника и все-таки нашел. Корабль достали, провели реставрацию и устроили один из популярнейших музеев Стокгольма. Молодцы шведы! Подумать только, они умудрились позор отечественного флота обернуть доходом турбизнеса. Бедолаге нашей Авроре оставалось только завидовать.
Паром миновал острова и в глубине пролива открылся Эстермальм, образец северного модерна и самый респектабельный район города.
Судно наше приближалось к берегу. С палубы был виден терминал. Транзитные автобусы стояли у причала. Заветная Stoсkholm card ждала нас в туристическом бюро около железнодорожного вокзала, до которого добраться можно было на метро.
Ближайшая станция метро находилась у моста. На этом месте в XVII веке построили первый в городе шлюз для проводки судов из озера в море. Из Центральной Швеции сюда доставляли железо, чтобы отправить его в Европу. Гавань находилась в заливе Сальтшён, по которому мы шли, а грузовые суда возили металл по озеру. Как раз под мостом водоемы сходились, однако уровень вод у них различался и шлюз был просто необходим. Район имел имя Слюссен в честь шведского названия хитроумного приспособления. Шлюз проводил суда в центре города исправно, пока ему не построили замену с южной стороны Сёдермальма, а поверху проложили широкие автомобильные мосты, соединив королевскую резиденцию с беспокойным островом богемы и студентов. Со временем под мостом появилась рок–площадка Debaser Slussen, положившая начало знаменитой в Стокгольме и Мальмё клубной сети, а граждане получили любимое место для прогулок.
Паром, тем временем, причалил. Отвесная скала, делившая набережную на два этажа, встречала нас бескомпромиссным углом, будто подчеркивая всю праздность нашей туристической сущности против замкнутой жизни шведов. Как-то плохо это вязалось с идеями о толерантности и терпимости, хотя красиво было до обалдения.
Оставалось взглянуть напоследок на изгибы Сальтшёна, загрузиться сумками и следовать к выходу.
