Наступил последний день нашего пребывания в Черногории. Следующим утром мы улетали домой, а лежавший под боком Савинский монастырь все еще оставался в наших намерениях. До обители было рукой подать, а мы как приехали, так все и тянули. Весь предыдущий день я предавалась релаксации. После тура по горным рекам каньоны Тары и Морачи стояли перед глазами, перебивать настроение ничем не хотелось, но сегодня уже отступать было некуда. Надеясь успеть до жары, мы в девять утра пошли по улице Негошева смотреть православную святыню.

Улица Негошева и сама, как явление, была достопримечательностью Черногории. По рассказам, она попадалась почти в каждом городе, примерно таким же образом, как у нас поминали в названиях дедушку Ленина. В простоте душевной я полагала, что речь шла о Даниле Шчепчевиче Негоше, основавшем династию черногорских Владык. Оказалось, что нет, здесь почитали другого правителя, Петра II Петровича Негоша, стяжавшего славу великого поэта. Главная улица Херцег-Нови тянулась вдоль берега моря и была самой длинной в округе. Она проходила от центра города до самого Игало, спускаясь с горы к оконечности залива. Вниз до набережной вели проулки, стояли апартаменты и уходили лестницы.

Приморский город садов и ступенек был просто обязан любить Владыку-поэта, он сам был поэмой и чуточку сказкой, но обожание охватывало всех в стране. Петра II почитали всенародно, а Данилу из Негушей подзабыли, чем сильно меня удивляли.

Старая Черногория возникла из Зетского княжества, управлял которым в середине XV века местный феодальный род Черноевичей. При них Зета ушла в протекторат к Венеции, при них сменила имя на Черногорию. Опасаясь нашествия турок, князь Иван I Черноевич перенёс в 1482 году столицу из Подгорицы в Цетинье и построил там монастырь. Правда святители не помогли спастись от турок. Османские войска заняли Черногорию на рубеже следующего столетия. Получив, опираясь на помощь Венеции, от султана изрядную автономию, последний князь династии Черноевичей все же удрал от напастей в Италию, оставив людей без надзора и руководства. Совет старейшин племен принял вердикт передать управление края митрополитам-владыкам, назначая при них гувернадуров, иначе сказать чиновников для разрешения светских дел. С 1516 по 1852 год Черногория была теократической монархией, где поначалу правителей избирали на Советах племен. Завершил эту традицию Владыка Данило Негош, собравший в одних руках духовную и светскую власть. Избрали его в 1697, когда ему исполнилось 27. Он правил почти сорок лет и учредил наследственную передачу власти по мужской линии от дяди племяннику. XVIII век в Черногории был царством анархии и беспрерывных междоусобиц. Амбиции кланов, кровные мести, налеты и грабежи раздирали страну в клочья. Данило Негош создал общечерногорский суд из 12 старейшин, на заседаниях которого объединялись интересы разных племен, вырабатывались компромиссы и разрешались межплеменные розни. При нем черногорцы одержали победу над турками в 1712 году и наладили связи с Россией. Пассионарный вождь Владыка Данило по сути сковал племена в единую нацию, но черногорцы любили поэта Петра II Петровича Негоша и отмечали главные улицы его именем. На них расцветала жизнь, стояли банки, кафе, пекарни, почтовые отделения, аптеки, отели и всякие прочие туристические агенства.

Жара набирала силу и стало понятно, что пешей дороги следует избегать какой угодно ценой. У остановки автобуса стояла толпа, мы пристроились рядом. Даже малейший шанс подъехать, а не тупо шагать подбадривал настроение. Но главным аргументом был все-таки знак автобусной остановки. Портрет пассажира давал широкие рамки для осознания живой сущности. Турист ты, либо инопланетянин, не имело никакого значения.

Автобус пришел, пассажиров забрал и высадил нас на пустой дороге. Вокруг стояли шикарные апартаменты, но ни спросить, ни узнать, где и куда идти, было некого.

Шоссе пошло вверх, в этом был намек на верное направление.

И вправду, на холме стояла церковь, к ней вел пустынный въезд.

 

Бородатое дерево на дороге казалось приветом из страшного сна.

Широкая лестница упиралась в ворота, за ними видна была церковь

Монастырь Савина считался  главной православной святыней на берегах Бока-Которской бухты. Он получил свое название в честь первого сербского архиепископа Святого Саввы, с именем которого мы столкнулись уже в Дурмиторе. В монастыре было три церкви. Большой Успенский храм высился изящной колокольней, Малая Успенская церковь, построенная в 1030 году, выглядела скромной соседкой, хотя и появилась здесь раньше других еще до основания монастыря. Третья церковь носила имя Святого Саввы и стояла выше по холму. По преданию храм был построен самим Саввой в XIII веке.

 

Узорные ворота были открыты и пропускали всех желавших на монастырский двор.

  

В который раз я поражалась полному безлюдью. Открытых и работавших церквей здесь было очень мало. В основном, они стояли закрытыми, а если где и толпился народ, так это были туристы. В мужском действующем монастыре, где число жителей не превышало десятка, стояли келейные корпуса на фоне живописного сада, торжественно и степенно лежали могильные плиты и ни единой живой души не промелькнуло в благостной тишине. Да, это был прошедший века пантеон, а не сельскохозяйственный хуторок, как привиделось в Мораче, но там, безусловно, шла жизнь, а здесь ее давно уже не было. Возможно прав был мой приятель, который говорил, что в Савине он слышал голос вечности.

Впервые монастырь Савина был упомянут в хрониках 1648 года, когда сбежавшие из Герцеговины монахи стали восстанавливать Малую церковь Успения Пресвятой Богородицы, потратив на эту работу почти двести лет. Под господством Венеции православная братия добилась возможности построить в обители больший храм Успения, получив на это согласие от наместника «Яснейшей Республики».

Большую Успенскую церковь построил в 1776-1799 годах Никола Форетич, хорошо известный в Далмации хорватский зодчий. Двери стояли открытыми, но внутри было пусто. В глубине нефа высился иконостас XVIII века. Запретов снимать в храме, кажется, не было, но и желания острого не возникало. Все было здесь, будто уснувшим, хрестоматийным и не живым. Слепок канона, бездушный и наставительный, не вызывал ни отклика, ни благодарности, разве что поражал размером иконостаса. Единственным исключением был чудотворный лик Богородицы, хотя стыдно признаться, но весь интерес подогревался лишь моим любопытством к преданию о ее сокрушительной силе. По легенде которцы прислали морской десант разрушать православный храм. Монахи в отчаянии молили икону о помощи и докричались. С неба ударила молния, испепелив один из кораблей. Как поверить в эту историю, оставалось загадкой. Католики и православные, были противниками, но не до такой же степени. Венецианский наместник дал разрешение строить храм, а которцы собственной волей пустили сербов к Святому Луке, где полтора столетия стояли два алтаря и справляя обряды обеих конфессий. В Малой Успенской церкви все было иначе. Здесь ни один фрагмент не вызывал сомнений. Дело было не в том, что строили ее в XI веке, когда христианство еще не разделилось на конкурирующие ветви. Церковь пришлось восстанавливать от запустения, пришедшего во время владычестве турок, но и расписывали ее в XVI веке, в самый разгар мусульманского правления. Если Большая церковь уже имела представительский облик, то Малый храм поражал своей искренностью и твердил православные истины без оглядок на осторожность.

Маленький храм, 10 метров в длину, 6 – в ширину, сохранял мощный заряд радости и надежды, которых в большом и в помине не было. Не зря монахи из Герцеговины схватились за эту церковь. Их монастырь, под названием Тврдош, не раз громили и жгли в бесконечных войнах с Османской империей, позже и вовсе взорвали турки, а здесь на заросшем пустынном холме стоял расписанный храм с часовней Святого Саввы. Самое место было для православной обители, уже примеченное сербским архиепископом. Нам стоило снова пройтись по двору и подняться к часовне.

Савинский монастырь был действующим и мужским, в нем обитало 10 человек монахов и послушников. Вообще, интересно, за счет чего они жили? Кругом лежали кладбища и никакого подсобного хозяйства. Келейные корпуса и парк, украшенный цветами, – вот, собственно, и все подворье.

Да, кстати, мы были здесь не одни. Пришли девицы, видимо, туристки. С туристов денег братия не требовала, неужто жили за церковные обряды? Так и обрядов мы нигде не видели, как, впрочем, и церковных служб. Однако храм стоял открытым и службы в нем должны были вестись. Одного Эмира Кустурицу прополоскали все СМИ за то, что в Савинской обители он принял в 2005 году православие, взяв имя Неманя при крещении. Расписания мы не видели, но порядок, безусловно, был.

На газоне у выхода был установлен бюст Петра II Петровича Негоша, реформатора и поэта, безмерно чтимого всей страной. Род Петровичей-Негошей был правящей династией Черногории с 1697 по 1918 год. По церковному уставу холостой, а потому и бездетный Владыка назначал преемником своей власти племянника по мужской линии, при  условии одобрения кандидата советом старейшин племен. Этот Негош оказался при власти по стечению обстоятельств, хотя можно сказать, что по указу перста судьбы. Его дядя Владыка планировал других претендентов, но один из них умер, а второй попросил отставки от наследного назначения. Он хотел остаться в имперской российской армии, куда был направлен митрополитом для обучения. Владыка не возражал и черед рассмотрения выпал на следующего племянника.

В 1813 году в семье младшего брата правителя родился мальчик, назвали которого Радивой, ласкательно Раде. Жили они в горном селе Негуши, недалеко от Цетине. Земель плодородных в холмистой местности встречалось мало, главным занятием было скотоводство. До двенадцати лет мальчишка жил у отца и, как все парни, пас овец, дрался на кулаках, гонял по горам, а вечерами слушал рассказы о древних героях и былых сражениях. Клан Петровичей считался состоятельным и дядюшка забрал подростка на обучение. Образование парню давали в монастырях, прочих школ в Черногории не водилось. Чтение и письмо он освоил в Цетине, итальянский, русский, французский изучал в Савинском монастыре, там же постиг математику, псалтырь и церковное пение. Библиотека обители до сих пор хранит с гордостью не только рукописное Евангелие 1375 года, но и русский букварь, по которому учился смышленый Раде. В пятнадцать лет юноша вернулся в Цетине под надзор сербского поэта, историка и секретаря Владыки Симо Милутиновича, учившего парня не только поэзии да философии, но и практическим навыкам ближнего боя. Петр I Петрович Негош умер в 1830 году. Владыка не успел сделать публичного заявления, но продиктовал Милутиновичу завещание, в котором передавал Радивою свои духовные и светские полномочия. Еще одну волю изрек умиравший старик. Он загодя проклял всех тех, кто предал бы тесную связь с Россией в обмен на сближение с Австрией. На совете старейшин племен возникли дебаты, слишком молод и мало обучен был Радивой, но более всех горячился давнишний противник и конкурент клана Петровичей. Его посчитали завистником, тем паче, что старшего Негоша в народе держали почти за святого, и семнадцатилетнего юношу утвердили, как теократического монарха. Радивой принял статус Владыки, постригся в монахи под именем Петр и правил страной до 1851 года, пока не умер в 37 лет от чахотки. Его трудами в Черногории был создан правительственный сенат, гвардия и органы судопроизводства. Он боролся за независимость от Турции, пресекал племенной сепаратизм внутри страны, запретил кровную месть вплоть до смертной казни, строил дороги и укреплял границы с Австрией. Просвещенный правитель открыл шесть светских школ, учредил типографию и писал стихи, вошедшие в Золотой Фонд сербской литературы. Большой сторонник югославянского единства, он не забыл наказов дядюшки, наладил традиционные связи с Россией, дважды ездил в северную столицу за помощью и финансовой поддержкой, восхищался русской культурой и посвятил свой сборник народных песен «Зеркало сербское» (1846) любимому поэту Пушкину. Невзирая на пристрастие к России, он вне сомнения заслуживал народного почтения, а что до русофильства, то в Черногории оно еще столетие цвело махровым цветом. Не зря сюда стекались беженцы после Великой Октябрьской. Их принимали с распростертыми объятьями. Касалось это не одной лишь Черногории. Вот здесь на кладбище был упокоен прах матросов и солдат эскадры Сенявина, погибших при освобождении города от наполеоновских войск, ну а в XX веке обитель стала последним пристанищем для многих белоэмигрантов.

А Херцег-Нови ведь лежал под Австро-Венгрией и никакого отношения к Черногории не имел. Савинская обитель чтила православную память. Памятная доска хранила образ Александра I Карагеоргиевича, монарха Королевства Югославии. Он посетил монастырь 6 октября 1934 года и уехал с визитом в Марсель, где через три дня был убит хорватскими усташами. Вместе с ним был застрелен глава МИД Франции Луи Барту, активно выступавший не только за возрождение Средиземноморской Антанты, но и за создание «Восточного пакта» с участием СССР. Смерть политика положила конец раздумьям о системе коллективной безопасности Европы.

Третьей церковью монастыря была часовня Святого Саввы. Находилась она чуть выше по склону и дрога к ней лежала за пределами подворья.

Человеческая память – дело хитрое. Впервые в жизни я видела такой странный подарок родителям. Массивный постамент с пустыми памятными досками был подготовлен живому еще старшему поколению для их дальнейшего захоронения. В местном обществе это считалось очень достойным подарком. На фоне людской погребальной традиции наивная память деревьев уже казалась детской слезой.

 

Основное подворье осталось внизу, так и не очнувшись от сонного покоя.

Большая Успенская церковь была хороша, она добавляла помпезности кладбищу, зато Малый храм, будто хрупкая свечка, стоял посредине Вселенной и Вечности.

Боковая дорожка вела круто вверх. Вокруг сплошной стеной стоял непроходимый лес. Рассказывали, будто возле церкви лежала Савинова Дубрава с тропинками, дубами, соснами, прохладой и чудесным ароматом. То ли я вовсе ослепла, то ли последний курортный день ум совсем замутил, только выхода в лес я не заметила, лишь ступеньки вздымались вверх, да отважный маленький цикламен пробивал каменистый грунт, продираясь сквозь опавшие листья.

Лестница, наконец, закончилась. Я перевела дух и замерла. Была в этой церкви какая-то сила, не то наивная искренность, не то первозданная мощь.

По преданию храм был выстроен в начале XIII века Святым Саввой, основателем независимой сербской церкви. Прибыл Савва на родину, когда ему минуло сорок, и был он не только княжеским сыном, но и великим строителем, за плечами которого стоял не один православный храм. Он и его отец Стефан Неманя, родоначальник королевской династии, прославились монастырем Хиланда́р, вставшим на склоне Афонской горы. Врала или нет легенда, однако ни вкуса, ни меры у Саввы было не отнять. Говорят, эту церковь разрушили турки и ее пришлось восстанавливать в XVIII веке, а потом добавлять притвор со сквозными арками, но кто бы ее ни строил, храм выглядел лаконично и емко и был не лишен изящества.

Знал, знал Савва, где церковь строить! Отсюда сверху, мир представлялся, как на ладони, а близость неба давала мысли силу полета.

Савинский монастырь был действующим, значит не музейные люди оставили на христианской земле этот старинный, скорей всего, римский артефакт, хотя при большом желании его, наверное, можно было признать и за крещение.

Видимо, мы задержались все-таки наверху. Навстречу по лестнице поднимался парень, правда двигался он неожиданным способом. Юноша прыгал на одной ноге, не имея в руке ни палки, ни посоха. Я бы его приняла за послушника, а вовсе не за спортсмена, хотя кто его знает, силу духа он укреплял или тренировал ноги.

А встретиться здесь могло, что угодно. Монастырь был не просто мужским, он был поминальным. Памятная доска жертвам концентрационного лагеря «Ясеновац» называла страшные цифры. Семьсот тысяч узников, пострадавших или погибших от сноровистых рук братьев-славян усташей, превышало численность населения сегодняшней Черногории. Тут не то, что запрыгаешь, заползешь червяком, каждый день натыкаясь на каменный постамент, служивший памяткой черногорскому монаху.

Да, традиция поминовения тут была везде. В двух шагах к выходу на привратной площадке высился обелиск, посвященный жертвам Первой мировой войны.

Савинский монастырь считался душой и оплотом сербского православия в Боке Которской. Возрастом он уступал многим другим черногорским обителям, но Малая Успенская церковь стояла здесь с XI века и место святое было отмечено с давних времен. Чуждая мысли паломничества, я искала в церквях не чудотворные мощи, а великую силу духа, спрессованную в старых веках и редко заметную в новых. Здесь наверху сила парила в воздухе, мощный поток вселенских энергий сходился в одной точке. Не даром на месте церкви Святого Саввы прежде стояло римское капище, его нашли археологи при раскопках. Древние чуяли лучше нас открытые миру точки. Вдохнув глоток космического ветра, нужно было идти к обыденным делам. Завтрашнего отъезда никто не отменял. Последний день остался на купание